Фразеосемантическое поле "состояние и поведение человека" в русских говорах Мордовии

Итак, образ фразеологизма восходит к древнейшим анимистическим представлениям, при которых язык человека, одушевляясь, наделяется речепроизводящей способностью, подобно его обладателю.

В ОФ компонент язык символизирует речь человека, а компонент подвешенный с предлогом за отображают в алогическом плане метафору, заключённую в скрытом переносе признаков звонкости колокола на характеристику человеческого поведения — на его болтливость.

Таким образом, фразеологизм содержит пространственный код культуры (предлог за), телесный (компонент язык), а также собственно человеческий культурный код (компонент подвешенный).

Образ фразеологизма отражает стереотип, связанный с отрицательным отношением к болтливости.

ФЕ язык держать около себя. Молчать, не говорить лишнего. Метафорическая база этой ФЕ опирается на архетипическую оппозицию «своё – чужое», которая выражена в предлоге около и в компоненте себя, образующих вместе с компонентом держать и язык телесно-зооморфную антропную метафору. ОФ отражает ситуацию, при которой нежелательность говорить лишнее восходит к архетипу «своё – чужое», что и объясняет негативную оценку оборота и связывает его со стереотипной национально-культурной коннотацией. Ср., напр., русской литературной ФЕ держать язык за зубами.

Компонент язык соотносится с телесным кодом культуры, компонент держать и себя – с антропным, около – с пространственным и антропным кодом.

Сравните следующий контекст: Йизык бы эдъким старухъм и диржать окълъ сия (Н Бай, БИ) [1, с.65].

ОФ восходит к мифологическому мировосприятию, при котором язык воспринимался как предмет, сам по себе обладающий речепроизводящей способностью, и как часть целого по смежности отождествлялся с человеком, т.е. метонимически обозначал человека и его речепроизводящую способность.

Метафорическое переосмысление в ОФ мотивирует компонент держать и по аналогии с животным миром придаёт олицетворение компоненту язык как животному, которое необходимо удержать, т.е. отражает значение бесконтрольности. Таким образом, метафора ФЕ имеет долю зооморфных черт; ср., напр., с литературной ФЕ придержать язык.

Таким образом, в рассмотренных ФЕ компонент-метонимия язык несёт интенсивную фраземоорганизующую символьную нагрузку и, как выяснилось, окрашен негативно. Это объясняется, прежде всего, соматичностью компонента язык, поскольку «<…> все части тела человека в мифологии были принадлежностью демонов, дьявола, нечистой силы» [24, с. 137].

Это объясняется и тем, что компонент язык приобрел в культурном сознании, имея корни ещё с мифологического мышления, стереотип причинения зла. Метонимически обозначая субъекта речевой деятельности, язык начиная с древнейших времён приобретает отрицательную коннотацию, маркируя при этом, как правило, ситуации зла, принесения вреда, связанных с процессом говорения, процессом речи (ср. выражения относительно клеветников, сплетников: злые языки, змеиный язык, не язык, а жало и т.п.) [9, с. 727].

2.2 Концепт ‘Я’

Потерять себя. Вести развратный образ жизни [1, c.188].

Образ фразеологизма соотносится с архетипической оппозицией “праведный — греховный” [29, с. 425-426] и, таким образом, восходит к христианскому мировосприятию. “Потерять себя” в данном отношении означает “стать чужим”, однако, не только для других, но и для себя самого, что соотносит образ фразеологизма с христианским понятием греха, проступка.

В русском народном сознании «<…> проявление “чужести” воспринимается как отклонение от общепринятых норм поведения, которое угрожает благополучию социума в целом и требует немедленного исправления» [29, с. 426]. Ср. с выражениями в литературном языке потерянная личность; он — человек потерянный; потерянный (морально опустившийся, конченый) [25, с. 571].

Компонент потерять мотивирует метафорическое переосмысление нравственного поведения лица (Х-а), при котором оно коннотируется как проявление “чужести” и отклонения от общепринятых норм через компонент себя, который выступает в качестве эталона, мерки поведения и таким образом включен вместе с компонентом потерять в антропную метафору. Вместе с тем компонент себя соотносится с представлениями диалектоносителя о человеке как о целом. В связи с этим ОФ также мотивирован представлением о «Я» человека как о цельной совокупности его материально-духовных проявлений и характеристик. Нарушение же этой целостности (т.е. «потери себя» как своей составной части, своего духовного эталона) предопределяет «потерю» этой личностной нравственной гармонии [21, с. 6-10]. Судя по всему, образ фразеологизма также напрямую связан с архетипической оппозицией «потеря – приобретение», основанной на отождествленном понимании материальной и духовной потерь. И таким образом, компоненты потерять и себя соотносятся с религиозно-антропоморфным кодом культуры.

Исходя из контекста, можно сделать вывод о подчёркнуто феминной природе ОФ, подчёркнутость и отрицательная оценка которого обусловлена патриархальными культурными установками России ещё с давних времён, предъявляющие высокие требования и предубеждения относительно поведения женского пола.

Ср. контексты: Анна пътирялъ сибя, но зубы зъгавариват гажо (С Фёд, СШ); Самъ главнъ, штоб девушкъ сибя ни пътирялъ (Ат, Лям) [1, c.188].

Кроме того, в основе образа фразеологизма можно усмотреть и установку на несоответствие нравственного поведения лица (Х-а) устоявшемуся эталонному поведению. И поскольку фразеологизм гендерно маркирован, то он выступает в роли гендерного стереотипного представления о женской порочности/ непорочности.

В ОФ можно выделить алогизм, который компенсируется компонентом себя, выступающим эталоном поведения, причём не как пример «со стороны», а как мерка себя же самого, но себя, не соотносящегося с тем “Я”, которому она ставится в пример, в образец.

Таким образом, в данном случае наибольшую исследовательскую ценность представляет компонент себя.

И. Сандомирская говорит «<…> о парадоксальном тождестве, на котором основывается субъектность: “Я” = “Я + не-Я”. Например, выражения выйти из себя (от гнева), быть вне себя (от восторга/ радости/гнева/злости/возмущения), быть не в себе (от беспокойства/горя) <…> и другие указывают на наличие некоторой особой области («себя») внутри субъекта, которую субъект как бы может покинуть и в которую потом он как бы может возвратиться» [28, с.123].

Итак, автор указывает на особый фраземоорганизующий фактор грамматики местоимения себя, которое не имеет номинативной формы и принимает лишь функцию косвенных, а значит, объектных падежей (см.[28, с.125])., напр., себя, себе, собой, о себе.

Таким образом, архетипическое разграничение “Себя” от “не-Себя” коррелирует с собственно языковыми факторами, образуя в итоге готовые в говорах к воспроизведению культурные конструкты типа: не помнить себя (‘не отдавать себе отчёта в делах, поступках’), взойти в себя (‘опомниться, успокоиться’) и др.

2.3 Концепт ‘воровство’

Протягивать руку на чужое добро. Воровать [1, с. 197].

ОФ восходит к архетипическому противопоставлению «своё – чужое». В ОФ компонент руку символизирует присвоение; компонент добро символизирует законную, добродетельную собственность, нажитую честным путём в отличие от «протянутой руки», заведомо нарушающую её законность. ОФ создаётся метонимической метафорой, косвенно называющей действие воровства через его внешние проявления. Фразеологизм представляет собой антропную метафору.

В ОФ компонент добро соотносится с вещным кодом культуры; компонент протягивать – с физически-процессуальным кодом; компонент чужое – с собственно человеческим; компонент на – с пространственным, а компонент руку – с соматическим кодом.

Фразеологизм выступает в качестве стереотипа предосуждения воровства, неприятия диалектоносителями присвоения чужого имущества.

2.4 Концепт ‘внимание’

Перемотать глаза на уши. Приготовиться с напряженным вниманием слушать [1, с. 169].

«Образ фразеологизма восходит к древнему способу запоминания — к завязыванию узелка «на память» на полах одежды, на ниточках её тканей, на верёвочках, на концах пояса, платка» [9, с. 388]. Ср. ФЕ намотать слёзы на кулак. По этой причине глагол перемотать представляет собой метафору ‘запоминания’, которая синхронически осмысливается с точки зрения ВФ фразеологизма как гиперболо-алогическая. С этой стороны метафора фразеологизма мотивирована также прототипической ситуацией, – когда внимательно слушающий человек так же внимательно и смотрит, причём зрительный способ восприятия при этом как главнейший в жизни, по представлению диалектоносителей, через компонент глаза гиперболически обозначает интенсивность/сконцентрированность процесса ‘подслушивания’ (слушания). Ср. контекст: Я пириматал глаза на уши, иду пъ сикретки (Мар, Тор) [1, с. 169].

ОФ создаётся метафорой, уподобляющей процесс известного способа запоминания (завязывания узелка «на память») посредством глагола перемотать, а также через компоненты глаза и уши на процесс подслушивания и/или внимательного слушания, – в связи с чем фразеологизм представляет собой метафору подслушивания как процесса ‘запоминания’.

С другой стороны, фразеологизм перемотать глаза на уши мотивирован отождествлением смежных понятий: слух, зрение – и ‘подслушивание, подглядывание’, в частности перенесением понятия ‘подглядывания’ (который реализуется компонентом глаза) на процесс подслушивания (который реализуется компонентом уши), поскольку оба явления могут происходить одновременно. Таким образом, смысл ‘подслушивания’ раскрывается через стереотип ‘подглядывания’ (компонент глаза), – наверное, в виду того, что этот стереотип более неблаговиден (подглядывать – намного ниже, чем подслушивать) и, следовательно, маркирован более негативно (что и обусловливает его участие в мотивации семантики ‘подслушивания’).

ОФ также восходит к явлению анимистического мышления, при котором частям человеческого тела буквально приписывались физиологические способности восприятия (в основном слух, зрение) и которые при этом олицетворялись. Поэтому в основе ОФ лежит метонимия как древнейший вид отождествления, в частности, слухового и зрительного восприятия с органами этих чувств как «видимыми» заместителями. ОФ также восходит к формам окультуривания телесного мира по аналогии с миром предметно-инструментальным, о чём в частности свидетельствует глагол перемотать, мотивирующий семантику ‘слушания-запоминания’ через его соотнесённость с древним способом запоминания – завязывания узелка «на память».

Таким образом, глагол перемотать соотносится с физически-процессуальным кодом культуры, компоненты глаза и уши с телесным и собственно человеческим, предлог на – с пространственным кодом. В ОФ компонент глаза выступает в роли символа подглядывания, компонент уши – в роли символа подслушивания, в целом же оба символа воспринимаются на фоне стереотипного представления о внимательно слушающем и смотрящем человеке.

ОФ представляет собой вещно-телесную антропоморфную метафору и выступает в роли стереотипа подслушивания и/или внимательного слушания.

3. Фразеосемантика ‘состояние человека’

Сюда входит группа фразеосочетаний, отражающих явления из разряда психологического состояния человека, семантический акцент в них – эмоциональная сфера диалектоносителей говоров Мордовии.

3.1 Концепт ‘страх’

Проть сердца оторвалось. О внезапном ощущении тревоги, испуга [1, с.163].

Фразеологизм представляет собой телесно-антропоморфную метафору.

Пространственно-метафорическую и экспрессивную мотивацию ОФ выполняют компоненты проть и оторвалось.

ОФ создаётся метафорой, мотивированной представлением о процессе отрывания как резком и болезненном и уподобляющей таким образом этот процесс внезапному состоянию страха.

Компонент оторвалось соотносится с физически-процессуальным кодом культуры, компонент проть – с пространственным, компонент сердце — с телесно-антропным кодом, указывающим на всю совокупность представлений о сердце не только как о жизненно значимом органе человека, но и как о его эмоциональном центре, средоточии его чувств и желаний. «Многие древние народы полагали, что душа человека, предназначенная для будущей небесной жизни, живёт в сердце»[9, с.86].

Ср., например, как в русской литературе может двояко олицетворяться образ сердца: «…Сердце – крашеный мертвец (курсив мой. — М.Р.) / И, когда настал конец, / Он нашёл весьма банальной / Смерть души (курсив мой. — М.Р.) своей печальной…» [8, с. 237] Т.е. сердце олицетворяется и как физический орган, и как вместилище, оболочка души, т.е. как синоним души, через метафору смерти.

Компонент проть отражает архаическую форму предлога со значением ‘перед, напротив’ и маркирует диалектное происхождение данного фразеологического оборота.

Образ фразеологизма также может восходить к архетипическому противопоставлению «жизнь – смерть», поскольку испуг человека часто ассоциируется со смертью (ср. умереть от страха, испугаться до смерти). Фразеологизм в целом выступает в роли стереотипа состояния сильного испуга.

В целом образ фразеологизма восходит к древнейшей форме осознания мира—к анимизму, предполагающему не только одушевление предметного, видимого, но и непредметного мира, в данном случае сердца, которое осмысливалось как вместилище души.

3.2 Концепт ‘страдание’

Намотать слёзы на кулак. Много вынести, перестрадать [1, c.139].

Образ фразеологизма восходит к архетипу «счастье – несчастье / доля – недоля».

Семантику страдания мотивируют компоненты слёзы и кулак, внутренняя форма которых содержит культурную символику как страдания (слёзы), так и сдержанного негодования, т.е. выдержки, относительной терпеливости (кулак). Компонент кулак при этом символизирует физическое преодоление горя, несчастья. Ср. с литературной ФЕ держать себя в руках. В основе образа фразеологизма лежит метонимия, отождествляющая чувства с их внешними проявлениями. Образ фразеологизма мотивирован также и оксюмороном, поскольку кулак и слёзы семантически антиномичны и резко контрастны.

Компоненты слёзы и кулак соотносятся с телесным кодом культуры, компонент намотать – с собственно человеческим, а предлог на – с пространственным кодом.

«Образ фразеологизма восходит к древнему способу запоминания — к завязыванию узелка «на память» на полах одежды, на ниточках её тканей, на верёвочках, на концах пояса, платка» (ср., фразеологизм с таким же значением намотать горе на клубок; а также литературные ФЕ типа: завязать узелок на память, потерять нить, по нитке дойти до клубка; ФЕ в диалектах Иркутской области типа: на уши намотать, намотать себе на кулак) [9, с. 388].

Итак, в образе фразеологизма скрыта метафора «запоминания» с процессуальным значением ‘завязать, намотать’, что в переносном смысле понимается как ‘запомнить’, в данном случае – через компоненты слёзы и кулак – горе, пережитое страдание. В целом же ОФ представляет собой типичную алогическую метафору, гиперболизм которой мотивирует его смысловую эмотивность.

Фразеологизм в целом представляет собой антропоморфную метафору и выступает в роли стереотипного представления о пережитых страданиях и горьком воспоминании о них.

3.3 Концепт ‘стыд’

Глаза зябнут. Кто-либо испытывает чувство стыда [1, с.88-89].

ОФ восходит к древнейшей форме осознания мира—к анимизму, при котором части тела человека олицетворялись, одушевлялись. В связи с чем образ фразеологизма создаётся метафорой, персонифицирующей глаза человека посредством включения глагола зябнуть, который уподобляет при этом данный процесс состоянию стыда, способного отражаться в глазах человека.

Тем самым, ОФ также создаётся и метонимией, отождествляющей «глаза — взгляд, взор» по смежности этих понятий: орган зрения — зрение как перцептивный способ восприятия — и зрение как внешнее проявление чувства стыда.

В ОФ вкраплена также и синекдоха — древнейшее метонимическое отождествление части и целого: компонент глаза как часть человека замещает здесь самого человека.

В ОФ компонент глаза выступает в роли стереотипного представления о том, что глаза человека – это зеркало его души, отражающие его чувства и эмоции. В связи с чем компонент глаза выступает в роли символа человеческой души как эмоционального центра человека. Ср. также с диалектной ФЕ нет стыда в гляделках [1, с.52].

Ср. с поговоркой: От стыда некуда глаз деть, никуда глаз нельзя показать [13; Т. 2. – С. 730].

В ОФ компонент глаза соотносится с соматическим кодом культуры, а компонент зябнуть – с кодом физического состояния или, иными словами, с собственно человеческим кодом.

В целом ОФ выступает в роли стереотипа сильного стыда.

Совесть берёт. Кому-либо стало стыдно, совестно [1, с. 233].

ОФ восходит к анимистическому мировосприятию, для которого характерно одушевление объектов предметного мира и опредмечивание отвлечённых объектов. В связи с чем компонент совесть через глагол берёт обнаруживает метафорическое персонифицирование: чувство совести в данном случае объективируется от субъекта состояния с помощью ф. 3 л. ед. ч. ( берёт).

В ОФ компонент совесть соотноситься с духовным кодом культуры, компонент берёт — с физически-процессуальным кодом, мотивирующим опредмеченность такого отвлечённого, т.е. невидимого, понятия, как совесть, выступающего в данном случае как синоним слова стыд.

В ОФ компонент совесть выступает в роли духовного эталона, причём совесть человека мыслится как внутренняя мерка, которая заставляет человека совершать или же не совершать те или иные поступки, т.е. осмысляется как внутренний личностный критерий нравственного выбора. Однако в разных контекстах может переносно обозначать и чувство стыда и чувство совести. Ср.: Восей гости ко мне пришли, а у миня куска хлебъ нет, индъ совисть бирёт (Супод, Ар); Дъ как же я к ним ни зайду? Совисть убьёт (Н Ал, СШ) [1, с. 233].

ОФ выступает в роли стереотипа сильного стыда.

Для обозначения же отсутствия чувства стыда в говорах Мордовии употребляется ФЕ из стыда выйти (потерять стыд) [1, с. 243].

ОФ восходит к анимистическому мировосприятию древнего человека, при котором объекты предметные и опредмеченные одушевлялись. В данном случае компонент стыд выступает в роли эталона чувства совести как нормативной общественной установки. В ОФ также лежит архетипическое противопоставление «свой – чужой», при котором отклонение от общепринятых норм в народе определяется как проявление «чужести» [29, с. 426].

ОФ создаётся метафорой, уподобляющей процесс «выхода» человека из стыда отсутствию последнего. ОФ создаётся также и синекдохой: компонент стыд воспринимается здесь как часть эталонного состояния человека, тем самым по смежности взаимоотождествляясь с самим человеком. Ср. литературную ФЕ выйти из себя, быть вне себя (от радости, горя). Ср. с поговоркой: Стыд в мешок, а сам за него скок! [13; Т. 2. – С. 730].

ОФ выступает в роли стереотипа отсутствия стыда.

3.5 Концепт ‘рассеянность’

В обмешулках. Второпях, в рассеянности [1, с. 150].

ОФ создаётся синекдохой – в данном случае древнейшей формой осознания множественного в значении единственного. Тем самым ОФ создаётся с помощью синекдохической гиперболы, мотивирующей множественностью компонента обмешулках интенсивность состояния рассеянности, ошибки.

Слово обмешулка в словаре Даля фиксируется в значении ‘ошибка, промах’. Ср. приведенный им контекст: Я это в обмишулках сделал, ошибкой; Видно, брат, мы с тобой в обмишулках, в дураках, обмануты. Ср. производные от него глаголы: обмешелиться, обмишулиться – ‘ошибиться, дать маху, обмануться’[13; Т. 1. – С. 1113].

Ср. также однокоренные слова за-меш-каться, меш-аться, с-меш-аться (о чувствах), меш-кать с общим значением ‘суетиться, сомневаться, обманываться’. Ср. также прил. меш-котный (медлительный, непроворный – о человеке), меш-котная стряпуха (о работе), меш-кота [13; Т. 1. – С. 888] и др.

Итак, компонент обмешулках соотносится с психическим, т.е. собственно человеческим, кодом культуры, предлог в – с пространственным кодом.

Ср. с поговоркой: мешканьем беды не избудешь [13; Т. 1. – С. 888].

В целом ОФ выступает в роли стереотипа рассеянности.

3.6 Концепт ‘сожаление’

Укусить бы локотка. Вернуться бы в прошлое, исправить ошибки [1, C. 259].

ОФ создаётся метафорой, уподобляющей прототипическое явление принципиальной невозможности укусить собственный локоть действию, не осуществимому в силу ушедшего времени. Компонент локотка выступает в роли символа чего-то заведомо неосуществимого, соотносясь с соматическим кодом культуры; компонент бы мотивирует и подчёркивает ирреальную модальность стереотипной ситуации, усиливая при этом акцент сожаления и соотносясь с психическим кодом; компонент укусить мотивирует посредством экспрессивной семы семантику оборота в целом, соотносясь с антропным кодом культуры. Таким образом, фразеологизм представляет собой собственно антропную метафору. Ср. с литературной ФЕ локоть не достать.

Фразеологизм в целом выступает в качестве стереотипа сожаления.

Итак, национальные и культурные смыслы, отражённые во внутренней форме фразеологических оборотов, обуславливают коннотативную семему сигнификата ФЕ, а именно: ярко выраженную оценочность, эмотивность, экспрессивность, а также стилистическую маркированность.

Заключение

Страницы: 1, 2, 3