Проблема идентификации человека в пространстве истории

Проблема идентификации человека в пространстве истории

Введение.

Вопрос об идентификации человека был и остаётся одним из основных с

начала появления науки о человеке в рамках проекта науки Нового времени.

Что такое человек? Этот вопрос так и остаётся без ответа. Возможна ли

идентификация человека? Если это возможно через обращение к истории, то с

какими проблемами здесь можно столкнуться? Задача этой работы - попытаться

двигаться в направлении ответа на эти вопросы.

В работе использованы труды Мишеля Фуко, Мартина Хайдеггера и Жана

Бодрийяра. Рассматривается пространство истории как представление, как

пространство событий. Как это пространство возникает. И как оно связывается

с областью человеческой деятельности. Как возникают представления о человек

в пространстве истории и почему они не создают целостного представления.

Почему власть удерживает общество, используя историю. И почему история

остаётся обязательной учебной дисциплиной в образовательных заведениях.

Рассматривается недоверие истории.

Цель работы заключается в том, чтобы выявить проблемы идентификации

человека в поле которое задаётся Властью, Историей и Человеком, как частью

общества.

В первом параграфе рассматривается время в терминах пространства.

Человек как точка пространства истории общества. И история как

представление в рамках проекта науки нового времени. Человек как субъект,

репрезентирующий историю.

Второй параграф содержит описание дисциплинарного пространства

общества производства. Как реализуется дисциплина в обществе. Описывается

взаимодействие индивидов как частей одной машины в общем времени и

пространстве.

В третьем параграфе описывается проекция дисциплинарного пространства

государства на школу (учебное заведение). Институт образования как средство

формирования гражданского общества.

В четвертом параграфе описывается принцип причастности каждого

индивида к истории государства и языку.

Параграф пять. Здесь речь пойдёт о связи истории государства и власти.

Об идентификации гражданина властью через причастность к истории. О

манипуляции обществом путём изменений в историческом пространстве событий.

В шестом параграфе рассматривается пространство истории индивида.

И в седьмом параграфе раскрывается тема массы как общества не

нуждающегося, в истории и отторгающая её. Масса, не поддающаяся

исследованию. Масса как «конец социального».

Заключение содержит краткое содержание всей работы и выводы.

Результатом работы является четыре основных проблемы идентификации человека

в пространстве истории.

Основная часть

§1. Пространство истории.

П. 1 Время в терминах пространства. История как пространство событий.

Почему пространство?! Здесь речь пойдёт о пространстве, поскольку

время так осталось чем-то необъяснимым. Историю обычно увязывают с понятием

«время». Но когда задаётся вопрос: «Что такое время?». То часто происходит

следующее - «Время» начинают описывать в терминах пространства. Говорят о

его длительности, протяжённости. Его «хватает» или «не хватает», бывает

«достаточно». Его начинают дробить, вводят единицы измерения: часы, минуты,

секунды, года, века и т. д. . При этом увязывают его с пространством. Год –

период обращения Земли вокруг Солнца. Сутки – период обращения Земли вокруг

своей оси.

Можно привести пример связи времени и пространства другого плана,

когда расстояние отмеряется отрезками времени: «Семь дней ходу». И вот один

из узлов экономической эпохи лежит в связке: «Время – деньги». Это часы.

Часы, которые отмеряют пространство, сектора круга. Это механизм,

принадлежащий пространству, и его измеряющий. Хроно-метр. Из этого слова

яснее видно как связывается время и термин пространства. «Метр» - здесь это

слово носит смысловую нагрузку «измерять». Хронометр – механический прибор

– вот им мы и отмеряем время. Делим его на отрезки. Выполняем действия с

объектом, который как будто имеет протяжённость. Как схватить и удержать

момент, когда прошлое завершено, а будущее не началось. Но, тем не менее,

оказывается можно дробить условную протяжённость на условные отрезки и

увязывать их с событиями.

«История» - «story» - «рассказ». С помощью этой цепочки можно дать

условное определение «истории» в этой работе. «История» - здесь – список

событий, происшедших в условной (определённой) точке времени, в

определённом пространстве.

История требует для своего существования времени и пространства.

События требуют временной оценки, поскольку, если предположить статичность

пространства (здесь – некоторой территории), то в одном и том же месте

происходит множество событий в разное время (в разные отрезки времени).

Время же требует пространства, так как тесно с ним связано. Пространство –

условие существования времени.

Таким образом, можно выстроить простую схему, в которой увязываются

геометрическое пространство, организуемое векторами a, b, c (трёхмерное) и

временной вектор T. Это простая модель пространства истории.

Можно построить схему, в которой будут находиться во взаимной

связанности «время», «пространство» и «история». В центре этой схемы будет

находиться человек. Он увязывает в одну систему эти понятия, и сам является

продуктом этой системы.

Человек связывает время и пространство, и производит историю.

Как происходит увязывание времени и пространства и почему человек

находится в центре схемы. Потому что с началом Нового времени он

становиться субъектом, находящимся в центре картины мира. Субъектом

познающим, «пред-ставляющим», ставящим перед собой познаваемое и

утверждающим себя через акт сомнения в том, что он знает о представленном,

в том, что он представляет.

«...repreasentatio. Пред-ставлять здесь значит: наличное пред-

поставлять пред себя как нечто противо-стоящее, соотносить его с самим

собою как областью, задающей меру. Где совершается это, там человек

обретает образ сущего. Но, обретая образ сущего, человек сам себя ставит на

сцену, то есть в развёрнутую о-кругу всего, что всеобще и всеоткрыто

представляется. Тем самым человек сам себя полагает как сцену, на которой

отныне обязано пред-ставлять, репрезентировать себя сущее, на которой сущее

обязано становиться образом. Человек становиться репрезентантом сущего как

предметного».[1]

До Нового времени было иное восприятие мира. По тексту Августина

Блаженного оно выражается следующим образом: Когда я знаю, что есть Я, то

значит, что я заблуждаюсь, «блужу». Заблуждаюсь, - значит, я не прав.

Заблуждение «я есть» указывает на оторванность от Бога, не причастность

божественному.

По Декарту, когда я узнаю, что сомнительно всё что я знаю, я

обнаруживаю себя, а не условно знаемое. (Картезианский акт сомнения). Я

есть только тогда, когда я истинно знаю, что я есть. Только когда я истинно

познаю, только тогда я истинно существую. Cogito ergo sum. Это

экстраполируется в следующее: только когда я подлинно знаю историю, только

тогда я есть в истории. Я должен думать, что история – это опыт. Чтобы

быть, мне надо фиксировать, удерживать этот опыт восприятия. У Канта

декартовское «Я мыслю» - это и есть апперцепция. Я мыслю – значит, я

существую, без всякого сомнения.

«Разум не черпает своих законов из природы, а приписывает их

последней».[2]

Не важно само наличие объектов, о которых я думаю, важно, что Я

думаю. «История» как раз задаётся фразой «Я мыслю». A priori задаётся

расположенность и последовательность опыта воспринимаемых объектов. Из

факта последовательности и расположенности дедуцируются понятия времени и

пространства. Эстетика – форма созерцания (восприятия).

Время как трансцендентальная форма рассудка. Время результат

последовательности событий восприятия, а потом и суждения, то есть время

возникает в промежутке, в связанности между восприятием и суждением, в

переходе в движении от восприятия к суждению (восприятие>суждение). Это

промежуток между восприятием и суждением, и именно в нём работает

воображение. Время дедуцируется из последовательности восприятий как

внешних. Последовательность восприятий – внешняя форма созерцания, то есть

относится к области эстетики. А последовательность от восприятия к суждению

– это внутренняя форма рассудка. Следовательно, рассудок выполняет

синтезирующую функцию. Появляется субъект.

Субъект – продукт познания как воображения, то есть точка синтеза

восприятия, в которой сходятся последовательности восприятий.

В истории, наоборот, сначала суждение, потом восприятие. Это работа

воображения. Происходит переворачивание – сначала интерпретация, потом -

событие. То есть сначала факт объясняется, а потом вписывается в историю,

картину мира. Субъект, который уже заранее есть, через восприятие и

последующее суждение, вписывает событие в картину мира. То есть, именно в

истории, в истории как пространстве, факт получает место события. Это

происходит потому, что история конструирована по кантовскому

(декартовскому) описанию.

«Опредмечивание сущего совершается представлением, стремящимся любое

сущее пред-поставить пред собою так, чтобы рассчитывающий человек был

уверен в сущем, обеспеченным для него. Наука как исследование впервые

возникает тогда и только тогда, когда истина уже превратилась в

достоверность представлений. Сущее как предметность представления, а истина

как достоверность представления впервые определяется в метафизике

Декарта».[3]

«...когда человек становиться первым и настоящим субъектом, то это уже

значит: человек становиться тем сущим, на котором основывается всё сущее по

способу своего бытия и своей истины. Человек становиться центром сопряжений

сущего как такового.[4]

Единица информации «фрагмент», «квант» визуального восприятия, имеет

продолжительность 0,18 секунды. Именно благодаря тому, что есть время как

внутренняя схема рассудка, мы увязываем их единство восприятий. Эффект

киноленты – фиксированные фрагменты движений связываются в единое действие.

Возникает сознание себя благодаря связыванию восприятий, в том числе и

самовосприятий, с помощью времени. Время задано a priori. В декартовском

cogito уже всегда есть Я. Время не просто последовательность, а связанность

между собой событий как значимостей. В этой связанности и возникает

субъект. Он осуществляет смысл потому, что он в состоянии об этом судить.

Декартовский субъект не нуждается в самоутверждении, он уже всегда

есть, как порождающее истину. Но ценности нуждаются в обосновании,

оправданности и обосновываются через историю как последовательность

осуществления, синтеза единого смысла. Даже если он не окончательный, а

промежуточный, то он всё равно совершеннее, синтетичнее, чем пред-идущий.

Это можно интерпретировать как теорию развития знания по экспоненте, то

есть каждая следующая точка ближе к некоему исполнению смысла, но никогда

его не достигает, и это не-достижение объясняет возможности ошибок,

заблуждений и отклонений в настоящем, тем самым, обеспечивая деятельность

будущего, которое будет исправлять ошибки настоящего и будет порождать

свои.

Я в истории только потому, что я продолжаю историю предков и каждый

день продолжаю свою историю. Если «ценность» не оправдана прошлым, то она

не ценность. История как инкорпорированность в определённую систему

ценностей – есть способ выносить «истинные» суждения без восприятия.

В этом смысле дневник – способ сохранения ценностей для настоящего.

Способ трансляции ценностей из прошлого. Прошлое конструирует ценностную

схему настоящего. Но сам субъект не сомневается в своём существовании.

История выступает гарантом того, что он был вчера и не растерял окружающего

знания. История как сохранение и приращение опыта.

«А исследовательский эксперимент нового времени – это не просто более

тщательное по своему уровню и объему наблюдение, но существенно иначе

устроенный метод оправдания закона в рамках очного наброска природы и на

его службе. В исторических науках о духе экспериментальному исследованию

природы соответствует критика источников. Пусть это название критика

источников, обозначает здесь всю совокупность обнаружения источников, их

выбора, использования, сохранения и истолкования. Правда, историческое

объяснение, основанное на критике источников, не возводит факты к законам и

правилам. Но оно не ограничивается простым пересказом фактов. В

исторических науках, как и естественных, метод направлен на то, чтобы

представить постоянное и превратить историю в предмет. А предметом история

может стать лишь тогда, когда уйдёт в прошлое. Постоянное в прошлом, то

постоянство, во что историческое объяснение извращает в своих ложных

расчётах всё неповторимое многообразие исторического совершения, - оно есть

то, что было однажды и есть всегда, то есть сравнимое. Поскольку все

беспрестанно сравнивается со всем, в итоге вычисляется общепонятное, и оно

оправдывается и утверждается как основной расчерчивающий очерк, схема

истории. Сфера исторического исследования простирается лишь до тех

пределов, каких достигает историческое объяснение. Ничто единственное в

своём роде, ничто редкое, никакая возвышенная простота, короче говоря,

ничто великое в своём историческом совершении никогда не разумеется само

собою и потому всегда остаётся необъясненным. Историческое исследование не

отрицает величия в истории, но объясняет его как исключение. Такое

объяснение великое меряет мерою обычного и посредственного. И нет никакого

другого исторического объяснения, пока объяснять значит сводить

необъяснённое к понятному и пока история остаётся исследованием, то есть

объяснением. Поскольку история, будучи исследованием всё прошлое

набрасывает и опредмечивает как объяснимую и обозримую взаимосвязь

факторов, то она, будучи инструментом такого опредмечивания, требует

критики источников. И по мере того как история сближается с публицистикой,

меняется мера такой критики».[5]

С началом Нового времени история стала научной дисциплиной.

История – способ передачи информации о событиях прошлого. Способ

передачи опыта. И эта информация всегда закодирована. Для её понимания

нужен контекст, если мы хотим уловить смысл действий, происшедших в

некотором историческом пространстве. Нужны ключи к расшифровке. Если нас,

конечно, не интересует просто описание происшедшего.

П. 2 Человек как точка исторического пространства.

Человек – точка исторического пространства. И он же – часть общества.

Точка общества, которое воспроизводит историю. Государство – это не просто

сумма объектов, - это система объектов. Механизм, в котором детали должны

быть в чётком взаимодействии. Это система, машина, которая выстраивается

согласно определённой структуре.

«К сути картины мира относится составность, система».[6]

Сама простая модель истории, представленная в самом начале, не

работает, а только демонстрирует свою статичность. Это естественнонаучная

модель, в ней можно регистрировать факты. Но, сама история находиться в

поле воображаемого. Разворачивается как поле удержания некоторого опыта

восприятия. Опыта суждения. Пространство истории состоит из смыслов.

Которые мы создаём, а точнее приписываем некоторым фактам, которые

соединяем и систематизируем.

То есть, трёхмерное пространство и вектор направления времени

моделируют поле естественнонаучного эксперимента. А пространство истории

состоит из наших суждений об опыте. Получается цепочка: восприятие –

суждение – связывание – событие. Сначала идёт опыт восприятия, потом

суждение. Далее суждение об опыте восприятия связывается с другими

суждениями и таким образом получает место события. Так конструируется

история. Поле опыта проецируется через субъекта в поле истории. Результат

эксперимента получает со-бытие в истории. Там он связан с другими, там к

нему выражают отношение. Он вписывается в картину, то есть регистрируется и

систематизируется. В поле истории создаётся и существует система ценностей,

там события как значимости находятся в одной системе. Благодаря истории

происходит синтез единого смысла, регистрируются суждения об опыте

восприятия. В поле истории обосновываются ценности и находятся в

связанности, оправдываются поступки.

Субъект – создатель и носитель исторического пространства. Он

разворачивает это пространство из себя и в то же время подвергается его

воздействию. Пространство истории не является необходимостью для субъекта,

но является необходимостью для накопления и удержания опыта. История

позволяет выносить суждения без опыта восприятия, на основании

предшествующего опыта восприятий и суждений, на основании сложившейся

системы ценностей и представлений о мире. Это как карлик на плечах гиганта,

он может быть и меньше, но сидя сверху, видит дальше, чем сам гигант.

§2 Дисциплинарное пространство.

П.1 Государство – машина. Человек – деталь.

Государство, в контексте экономических отношений, - машина,

мануфактура. Конвейер со строго отлаженным механизмом. Его цель –

максимальная производительность за минимальный период времени. Условие

достижения этой цели – строгое взаимодействие узлов механизма. Ни одна

минута не должна проходить даром. И отсюда требование к работникам

конвейера – чёткое взаимодействие с механизмом.

«...движения, требуемые от человека при обращении с техническими

предметами, дискретны, составляют ряд скудных жестов, жестов-знаков, в них

стёрта ритмичность. (...) Спроецировав себя в связную структуру, человек

сам оказывается отброшен в бессвязность. Перед лицом функциональной вещи он

оказывается дисфункционален, иррационально-субъективет; отныне он пустая

форма, открытая для любых функциональных мифов и любых фантазматических

проекций, связанных с оглушительной эффективностью внешнего мира».[7]

Тело рабочего – часть производящей машины, деталь механизма. И

требование к телу – строгое соответствие выполняемой функции. Следовательно

– все движения тела, как и само тело, должны быть измерены и просчитаны.

КПД – коэффициент полезного действия – показатель, как для станка, так и

для рабочего за этим станком. Происходит слияние тела индивида и машины.

Тело – деталь, узел конвейера. Оно не обладает в данной системе никакой

индивидуальностью. Одна деталь, при поломке, должна быстро заменяться

другой. Отсюда стремление к унификации узлов. Процесс производства

разбивается на множество простых действий. «Нет незаменимых людей» - тезис

справедливый для конвейерного типа производства.

«Человеческое тело вступает в механизмы власти, которые тщательно

обрабатывают его, разрушают его порядок и собирают заново. Рождается

«политическая анатомия», являющаяся одновременно «механикой власти». Она

определяет, как можно подчинить себе тела других, с тем, чтобы заставить их

не только делать что-то определённое, но действовать определённым образом,

с применением определённых техник, с необходимой быстротой и

эффективностью. Так дисциплина производит подчинённые и упражняемые,

«послушные» тела».[8]

П.2. Дисциплина.

Для того, чтобы такая машина работала, необходима строгая дисциплина

тела, которая обеспечивает чёткое и отлаженное выполнение каждого действия.

Для обеспечения дисциплины разрабатывается ряд правил. Если это цех, то:

техника безопасности на рабочем месте, форма одежды, номер работника и

номер рабочего места, для обеспечения контроля над качеством выполняемой

работы, порядок работы, порядок прихода и ухода с рабочего места и т. д. И

полная безынициативность. Инициатива наказуема. Принцип действия таких

Страницы: 1, 2, 3, 4