Соловьев

в узкое Фермопильское ущелье. Персы не могут в нем развернуться во всей

своей мощи, и там их встречает царь Леонид со своими воинами (их всего было

300 человек). Молодежь, я думаю, смотрела, у нас лет десять назад шел фильм

о них "Триста спартанцев". Греки не дали пройти гигантской армии Ксеркса,

они умерли все в этом ущелье, и Ксеркс, не зная, сколько там еще стоит

воинов противника, вынужден был повернуть. И вот для Соловьева это

историческое событие двух с половиной тысячелетней давности стало символом

столкновения двух миров.

"С Востока свет, с Востока силы!

И, к вседержительству

Ирана царь под Фермопилы

Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея

Небесный дар Элладе дан,

Толпы рабов бегут, бледнея,

Пред горстью доблестных граждан"

И стихотворение о борьбе Востока и Запада Соловьев завершает призывом к

отечеству:

"Русь! в предвиденье высоком

Ты мыслью гордой занята;

Каким ты хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?"

Востоком деспотии, насилия, подавления, хотя и при внешней мощи, - или

духовной силой в первую очередь? Для него это было очень важно, потому что

духовная сила всегда стояла впереди. Трагически развиваются события

общественно-литературной жизни В. С. Соловьева. Он выступает с докладом на

тему о средневековом мировоззрении. Доклад вызывает бурную реакцию, в

газетах его поливают грязью! Богословы его считают почти отступником от

христианства. Начинается отвратительная травля. Казалось бы, ну что такого

могло быть страшного в докладе о средневековом миросозерцании? А дело вот в

чем. Соловьев впервые ясно сказал: не думайте, что средние века - время

торжества христианства! Средневековый строй был ублюдком, который соединил

в себе христианские формы и языческие понятия. В силу этого обстоятельства,

когда нехристианская мысль стала говорить о свободе, о достоинстве

личности, о том, что унижение человека - это зло, она, отвергая

христианство, на самом деле служила его идеалу... И Соловьев бросил смелую

мысль, он говорил: кто отменил пытки? кто запретил инквизицию? - христиане

или нет? Нет, не христиане. Это был очень острый и суровый вопрос, над

которым, если думать честно, то думать было трудно. И.это. Понятно, почему

на Соловьева так взъелись пресса и многие другие... Когда Соловьев жил в

Лавре, в Сергиевом Посаде, он чувствовал себя спокойнее. Он писал, что

монахи очень за ним ухаживают, хотят, чтоб он принял постриг. "Но я дешево

не продамся", - шутил он. Его, действительно, как ученого тянуло остаться в

монастыре, тем более что жизнь его была такая аскетичная, и заниматься

наукой. Только наукой. Но этот соблазн он преодолел. Невозможно

перечислить, что он делал и в каких направлениях. Он писал об экологическом

кризисе, о поэзии Тютчева... О чем бы он ни писал, там всегда была

глубокая, интересная мысль. Скажем, один греческий епископ публикует

древнехристианский трактат (1-11 века). Соловьев дает его в переводе своего

брата и снабжает комментариями. Это не просто ученые комментарии, а это

целая... бомба! Потому что он показывает, как было в первоначальной церкви

и что изменилось потом. И всегда ли к лучшему? - ставит он вопрос.

Реформатором церковным он быть не собирался, но вопросы эти ставил. К концу

жизни Соловьев понял, что его проект соединения Церквей рушится, что он

неосуществим. Он пытается начать работать над теоретической философией. Он

написал огромный труд - христианскую этику. "Оправданием добра". В ней

содержится так много важного и ценного! Соловьев говорит сначала об идеалах

человеческих. Что такое добро? Внешнее счастье, гедонизм, власть, еще что-

то? Он показывает, что все это, в конце концов, лопается! И дальше

анализирует - научно, философски, богословски, поэтически - сущность того,

что мы называем добром. За несколько лет до смерти он причащается у

католического священника. Этим самым он хотел как-то показать, что он лично

уже не признает разделения Церквей. Когда он сообщил об этом своему

православному духовнику, тот ответил, что этого не надо было делать. Они

резко поспорили. И когда Соловьев умирал, он сказал: "Я был не прав". Он

писал, что личные унии, личные переходы из Церкви в Церковь не помогут

единству христиан, а наоборот, только вносят лишний соблазн.

За Беляево есть парк - это бывшее поместье "Узкое". Там сейчас санаторий

Академии наук. Если пройти по дороге, ведущей вглубь, к санаторию, то вы

подойдете к церкви. Она отремонтирована только снаружи, внутри там свалены

книги, в свое время вывезенные из "канцелярии Гитлера" (они лежат с самой

войны). Рядом с церковью, за оградой, дом, типичный помещичий дом. Это

имение князя Трубецкого. Сергей Николаевич Трубецкой, бывший недолго

ректором Московского университета, умерший через несколько лет после смерти

Соловьева тоже молодым, блестящий философ, острый полемист и критик,

благороднейший общественный деятель, - принял его под свой кров в

критический момент, когда тяжелые и многочисленные болезни внезапно

обрушились на Владимира Соловьева. Но на самом деле он постепенно

скитальчеством убивал себя, - и вдруг все вышло наружу. И в кратчайший срок

ему стало настолько плохо, что... он уже не мог оттуда уехать, и умер он на

руках Сергея Трубецкого. Перед смертью Соловьев причастился, исповедовался.

Умер в сознании. Он читал и писал на еврейском языке, потому что любил

всегда к своим молитвам прибавлять язык Христа, чтобы это звучало как связь

с христианской древней традицией. Он знал многие псалмы наизусть. Теряя

сознание, потом, приходя в себя, он говорил: "Трудна работа Господня".

Действительно, этот совсем не старый человек нес на себе колоссальное

бремя. Простой, как ребенок, и одновременно мудрый. Человек, который

вызывал восхищение, зависть, ненависть, поношение, презрение. Человек, о

котором потом напишут сотни книг и брошюр, - уже через десять лет после его

смерти библиография о нем имела несколько сот названий. Итак, он умер и был

похоронен в Москве в Новодевичьем монастыре. Прямо напротив входа, по

первой же аллее, слегка направо повернув, вы подойдете к памятнику Сергею

Михайловичу Соловьеву - белому мраморному памятнику с его рельефом. Крест,

конечно, сбит. Рядом - могилы его сына и дочери. Памятники, конечно,

уничтожены. На могилах Владимира Соловьева и его сестры стоят обломки чужих

надгробий, без креста. Но, слава Богу, что и такие стоят. Сейчас обещают к

90-летию со дня его смерти, на средства Московской епархии, епархиального

управления восстановить памятник в первоначальном виде. Туда, к этой

могиле, приходили очень многие. Соловьев оказал огромное влияние на Андрея

Белого, на Блока, который называл его рыцарем-монахом. Тема прекрасной Дамы

у Блока, конечно, навеяна Соловьевым. Вся блестящая плеяда русских

религиозных мыслителей - Булгаков, Флоренский, Бердяев, Франк, Евгений

Трубецкой и многие другие - были бы невозможны, их трудно представить себе

без Соловьева. Концепция положительного всеединства

Концепция положительного всеединства строится методом «критики

отвлеченных начал». Отвлеченные начала (категории, критерии),

устанавливаемые сознанием в итоге дискурсивной работы над данными опыта,

выражают, согласно Соловьеву, не целостный предмет познания (сущее), но его

предикаты и необходимо заключают в себе тенденцию к гипостазированию,

обособлению и стремление незаконно занять место целого. Однако

«отвлеченность», обособленность – главный порок не только категорий

мышления, но и «тварного» падшего мира, и в этом пункте критика их

приобретает онтологическую окраску (феноменологическое определение зла как

извращенного взаиморасположения элементов). Задача критики отвлеченно начал

мыслится Соловьев, не как ниспровержение старых начал и категорий во имя

утверждения неких собственных, но как «органический синтез» начал, уже

бытующих в данной сфере и лишь препарированных «критикою». Такой синтез

обязан обеспечить внутреннее единство возникающей системы понятий,

предохранить ее от эклектизма, привести к гармонии с положительными, т.е.

религиозными началами. Верховный принцип синтеза, удовлетворяющий

поставленным требованиям, и был определен Соловьевым как « положительным

всеединством» – « полная свобода составных частей в совершенном единстве

целого». Гносеологическим аспектом концепции положительного всеединства

является теория «цельного знания», в которой должна быть снята

отвлеченность опытной науки, философии, теологии и данный органический

синтез «типов философии», отвечающих этим началам, - эмпиризма,

рационализма и мистицизма. Показательная для раннего Соловьева критика

теологии ставит задачу «…ввести религиозную истину в форму свободно-

разумного мышления. Реализовать ее в данных опытной науки» Задача «цельного

знания» – познание абсолютного «… как в нем самом, так и в его отношении к

эмпирической действительности субъективного и объективного мира…» Его

необходимые предпосылки суть: вера в безусловное существование предмета

познания; воображение, или умственное созерцание (intelektuelle Anschauunq’

Intuition) идеи предмета; творчество – воплощение этой идеи в актуальных

ощущениях, или образах внутреннего мира. Принимая кантовское учение об

априорности категорий сознания, Соловьев оспаривает безусловность границы

между явлением и «вещью в себе» и утверждает возможность действительного

познания сущего. Учение об идеях как живых существах, открывающих себя в

феноменальном мире через систему соответствий (вариация на платоновскую

тему), позволяет Соловьеву разрешить гносеологическую проблему в духе

художественного символизма (хотя не вполне осознанного им самим), Условием

реализации цельного знания Соловьев считает «организацию действительности»,

т.е. реализацию человеком божественного начала в эмпирической жизни.

Онтологическая разработка понятия положительного всеединства совершается

Соловьевым в контексте общей концепции Абсолютного, отмеченной влиянием

апофатичной теологии и Шеллинга. Специфика этой концепции заключается в

трактовке бытия как предиката Сущего (Абсолютного). Сведение Сущего к бытию

– это замена целого его отвлеченным началом, что подлежит критике. В

результате Соловьев приходит к утверждению относительности бытия и

безусловности Сущего, которое «…есть начало всякого бытия»; оно «… не есть

ни бытие, ни небытие…», но то, «…что… полагает или производит бытие…» (там

же, с.334). На этом основании Абсолютное, первоначально определенное

признаками безусловности и все целости, определенное признаками

безусловности и все целости, определяется как Абсолютно-сущее, или

Сверхсущее. Являясь сущим, Абсолютное обладает некоторой сущностью,

отличное от себя. Критика дуалистической и пантеистической концепции

Абсолютного как отвлеченных приводит Соловьева к выводу: сущность

Абсолютного есть положительное всеединство, философским определением

которого является, безусловно, единая и всецелая идея, а личностным и

теологическим аспектом – София, божественная премудрость. Определив бытие

как отношение сущего и сущности, Соловьев выделяет следующие модусы бытия:

воля (слитность сущего и сущности, нарушаемая лишь потенциально, в

стремлении); представление (сущность проявляется как отличное от сущего,

представляясь ему); чувство (сущее вновь соединяется с представляющеюся

сущностью). От модусов бытия Соловьев заключает к соответственно модусам

(образам) положительного всеединства – благу, истине и красоте. Наконец,

тройственность отношения Абсолютного к своей сущности свидетельствует о

наличии соответственно структуры непосредственно в Абсолютном; три члена

этой структуры суть вечные и актуально единосущные субъекты. Так

достигается почва христианской концепции трехиконностасного Абсолютного.

Диалектика различия и единства Абсолютного и его инобытия впоследствии

конкретизируется Соловьевым в теорию мирового процесса. Эти рационально-

схематичные конструкции представляют ранний период творчества Соловьева.

Зрелым изложением и пересмотром метафизики Соловьев должен был стать

большой труд, над которым он работал в последние годы жизни (приступ к

этому неосуществленному труду – три статьи по гносеологии, содержащие

подготовительный анализ критериев достоверности и предпосылок познания).

Можно предположить, что зрелая философско-богословская система Соловьева

представляла бы внутреннее «этицизированную метафизику («нравственный

элемент…не только может, но и должен быть положен в основу теоретической

философии» – там же, т.9, СПБ. 1913, с.97) с центральной темой – онтологией

зла, дополняющей онтологическое «Оправдание Добра».

Теория мирового единства

Теория мирового единства – наиболее синтезирующий и устойчивый раздел

системы Соловьева. Она излагается главным образом в следующих сочинениях:

неопубликованный трактат «Sophie» Соловьев ставит задачу соединить

христианскую телеологию с естественнонаучным и философским эволюционизмом в

последовательном финализме (являясь в этом отношении предшественником П.

Тейяра де Шардена, создавшего во многих чертах сходную систему). Склонность

Соловьева к эволюционным идеям объясняется не только их научной

авторитетностью, что было немаловажно для принципиального врага

обскурантизма. Эволюционизм входил в самую сердцевину соловьевского

построения как орудие его теодицеи. Разделяя, общехристианский взгляд на

природный космос как на результат божественного творчества, Соловьев

отказывался признать это творение совершенным и готов был «оправдать» его

только в качестве идущего к совершенству. Эмпиричное состояние

материального мира постоянного ощущается Соловьевым как извращенное и

хаотизированное. «Грубая кора вещества» (косность), временная и

пространственная разорванность, механическая причинность воспринимается им

как тюрьма для всей твари, а не только для человека. У Соловьева было

ослаблено библейско-христианское переживание бытия как дара и блага самого

по себе, философски оформленное томизмом (связь с которым, однако, у

Соловьева несомненна). Он трактует «акт творения» в духе мистического

пантеизма Шеллинга как некое выпадение из лона Абсолюта, прискорбное

поначалу, но оправданное в итоге «предвечного плана». Элементы гностицизма

и романтичная рецепция платонизма сплетены здесь с христианским чаянием

«нового неба и новой земли». Сострадание Соловьева с космически-

неустроенной твари (природе) возвышается до нравственного пафоса, тем более

что философ исповедовал своеобразный гилозоизм и панпсихизм. Кантовские

«вещи в себе» (иногда – с лейбницевыми монадами, иногда – с атомами

Демокрита) потому и не «переходят» целиком в «вещи для нас», что остаются

«для себя» самобытными существами, живыми деятелями и одушевленными

средоточиями динамичных сил (ср. с блаженством и страданием атомов в

«монизме» и «космической этике» Циалковского). Личностно-собирательное

единство этих живых элементов творения определено Соловьевым в

мифопоэтическом понятии «души мира» (с прямой ссылкой на платоновского

«Тимея»). Мифопоэтический элемент космогонии Соловьева ярче всего выражен в

его неопубликованном юношеском трактате, но никогда не выветривается

вполне, хотя гностичные и каббалистичные термины вытесняются теологическими

и философскими. Учение о душе мира – самое темное место в соловьевской

конструкции вселенского процесса. Иногда он отождествляет ее с Софией,

иногда, стремясь избавиться от пантеизма, усматривает в ней противообраз

Софии, к воссоединению, с которой и стремиться мировая душа, и дает ей

имена: первая тварь, materia prima, мать внебожественного мира, душа хаоса,

земля; то наделяет ее полноценными атрибутами личности (свободой воли), то

характеризует ее как бессознательно реализуемую лишь в человеке – «…центре

всеобщего сознания природы» В общем, важно, что не божество, а мировая душа

является для Соловьева непосредственным деятелем космического процесса,

космическим художником, воспроизводящим зиждит. воздействия абсолютных идеи

неадекватно, так сказать, методом проб и ошибок, с катастрофичными

уклонениями на каждой стадии. Постулируя этого космогонического деятеля,

Соловьев, т.о., удваивает традицию, христианскую концепцию мировой истории:

фазы космогонии (от равнозначащего творению ниспадения мировой души в хаос

до появления человека) предшествует соответственно фазам человеческой

истории (от «грехопадения» до воплощения Логоса); создается грандиозная

первобытная мистерия – диалог «первой твари» с богом. Именно издержками ее

свободы Соловьев объясняет муки природной эволюции. Оси, этапы космогонии,

по Соловьеву: собрание хаоса в первичное единство силой всемирного

тяготения, которому Соловьев, следуя теологическим идеям Ньютона,

приписывает мистический характер, - это первая «материализация» мировой

души (ибо чистый хаос для Соловьева, как и для античного идеализма, -

несущее, «меон»); затем гармоничное расчленение и более интимное

воссоединение вселенского тела свето-электромагнитными силами (т.о., для

Соловьева, как и для позднейшего физического идеализма, в основе мира лежит

энергия); возникновение жизни как органичного единства новообразованной

материи и световой силы; и, наконец, появление человека. Т.о., ряд

«повышения бытия» есть вместе с тем ряд вех собрания Вселенной, ее

приближения к всеединству. Этим вехам придается сакральное значение – как

цепи «преобразовательных теофаний», т.е. предварительное воплощение

божеств, премудрости в ответ на смутные порывы мировой души. Соловьев

подводит итог своей космогонии в чеканных поэтических формулах. Именно эти

мотивы творчества Соловьева более всего свидетельствуют о его

художественном даре и специально художественной окраске его религиозно-

философского мышления. В прямой связи с космогоническим построением

Соловьева находится важнейший аспект его антропологии – учение о

мессианском призвании человека как возделывателя и устроителя природы, ее

освободителя и спасителя («теурга»). Именно это учение придает космогонии

Соловьева финалистический характер. Человечество, по определению Соловьева,

есть «богоземля», посредник между божеством и природой. Софиология

Соловьева иногда строится как теологическое доказательство существенной

причастности человека божественному миру. София – вечно женственное начало

божества, собирательное мистическое тело Логоса – есть вместе с тем и

идеальный совокупный человек. Т.о., человек, генетически являясь вершиной

природной эволюции, онтологически первичен. Человеческое сознание,

способное вместить в себя все, уже содержит форму всеединства. С другой

стороны, человек своею телесностью коренится в материальной стихии бытия. В

соответствии со своим посредническим положением человек призван перерождать

и видоизменять внебожественную природу до совершенной ее интеграции (т.е.

до одухотворенности). «Подчиниться богу и подчинить себе природу, чтобы

спасти ее – вот в двух словах мессианический закон». «Грехопадение», т.е.

стремление овладеть мировым целым собственными силами, и его результат в

природном мире – злокачественная реакция хаотической подосновы – отсрочили

царственное призвание человека, но не упразднили это призвание. Космическая

задача становится исторической. Единство бога и внебожественного мира,

возглавляемого человечеством, выступает

теперь у Соловьева как цель мировой истории.

Историософия

Смысл истории, по Соловьеву, - трансцендировать самое себя и вывести

одухотворенное и облагороженное человечество в преддверие божества.

Достижение этой цели осложняется греховностью человеческой натуры. Соловьев

обращается к заимствованию из английского богословия концепции «трех

искушений», развившейся из экзегенического рассмотрения евангелистского

эпизода об искушении Христа сатаной. По убеждению Соловьева, именно три

искушения – «искушение плоти», «искушение духа» и «искушение власти» – суть

основное зло человеческого общежития и основные препятствия, стоящие между

эмпирическим человечеством и грядущим богочеловечеством. В трактовке

проблемы «третьего искушения» Соловьев более всего сближается с творческим

миром Достоевского (сравнение с легендой о Великом Инквизиторе). Если это

реализует себя в истории искушением, то противостоящее ему божество

реализует себя силою откровения. Акты откровения совершаются в истории,

диалектически сообразуясь с уровнем развития человеческого сознания и

стимулируя это развитие. Т.о., историю развития человеческой культуры

Соловьев мыслит как непрерывный диалог между сознанием совокупленного

человечества и божественного разумом. Согласно Соловьеву, существует три

ступени откровения: 1) Естественное (непосредственное) откровение,

подводящее к познанию чисто внешнего мира, природы. В сфере его находятся

языческие верования, а в новое время – опытные науки и материалистические

учения. 2) Отрицательное откровение, в котором Абсолютное обнаруживается

как сверх природное Ничто, противопоставленное природному миру. Ему

соответствует пессимистические и аскетические мировоззрения; древнейшим и

самым законченным его выражением является буддизм. 3) Положительное

откровение, в котором Абсолютное представляет как таковое. Оно открылось

ветхозаветному сознанию (абс. личность бога) и теоретическому эллинскому

разуму (абс. Строй бытия – Логос). Но лишь в личности и учении Христа

совокупное человечество получило всю полноту положительного откровения. В

этой богочеловеческой личности полнота положительного откровения

гармонизирована с полнотой реализации благих потенций человеческой природы.

Земной путь Христа мыслится как кульминация не только исторического, но и

вселенского процесса.

Однако, по учению Соловьева, историческое человечество оказалось не на

высоте явленного ему откровения. Христианство не смогло побороть культурный

вековой антагонизм между Востоком и Западом (хотя, в смысле метафизическом,

оно осуществило примирение между ними). Сила Востока, по мысли Соловьева,

заключается в глубине его религиозных созерцаний, настолько само владеющих,

что человеческая личность выглядит в них приниженной и лишенной смысла;

сила Запада – как раз в обратном: в гипертрофии личностного, человеческого

начала. Этот антагонизм, вытекающий из фундаментального несовершенства

человеческой натуры, расколол историческое христианство. В результате на

Востоке восторжествовало почитание «бесчеловечного бога», а на Западе –

«безбожного человека». Залог освобождения богочеловеческих потенций

человеческого рода Соловьев усматривает в религии и культурном примирении

Запада и Востока, распрю между которыми он считал исторически преходящей.

Этика.

Человек, по Соловьеву, оказывается связующим звеном между божественным и

природным миром именно как существо нравственное. Это придает всем областям

философии Соловьева этическую окраску. Двойственная природа человека

такова, что он томится противоречием между исканием абсолютной свободы

(«положительной свободы») и пребыванием в мире «суеты беспощадной»,

которая, выражаясь в неограниченном самоутверждении единичного «Я», только

приумножает сумму господствующей в мире механической причинности.

«Положительная свобода» у Соловьева, выражающаяся в самоотречении личности,

однако, не означает отказ от ее индивидуальности и свободы. Человеческая

личность не только объективно реализует, но и субъективно ощущает свою

свободу, во-первых, в акте любви (к другому человеческому существу, к

природе, к богу) и, во-вторых, в нравственном поступке. Соловьев полагает,

что, преодолевая детерминацию силою нравственного подвига, человек тем

самым приближает себя к абсолюту, знаменующему полноту «истины, добра и

красоты». Так платоническое учение об эросе сочленяется у Соловьева с

кантовским категорическим императивом на основе христианской антропологии.

Соловьев учил, что не может быть цельного мировоззрения и эффективной

жизненной практики без (…господствующей и объединяющей любви…»,

пронизывающей все существо человека. Проблему реализации добра на земле

Соловьев решает как церковный мыслитель, для которого личность Христа –

свидетельство и гарантия конечного торжества добра в мире.

Выступая против того, что представлялось ему сгустками мирового зла, -

смертной казни, религиозного национального гнета, племенной вражды, -

Соловьев стремился собственной жизненной практикой обнаружить присутствие в

мире самозаконной нравственности, соотносящей человека с миром

безусловного. Через драму личных переживаний и чувство личной

ответственности за судьбы мира Соловьев хотел найти выход из проблемы,

которой он не сумел дать корректное теоретическое разрешение, - из проблемы

свободы и необходимости в истории. В этом смысле Соловьев оказался

философской предтечей этики религиозного экзистенциализма.

Эстетика

Соловьева (а также тесно связанная с нею философия эроса) смыкается с

его космо-антропологией и этикой. Красота есть введение веществ, бытия и

нравственный порядок через его просветление и одухотворение. «Воплощенная

идея», «святая телесность» – таковы самые общие определения красоты. Без

победы над «физическим эгоизмом» (пространством, временем, причинностью,

смертью), т.е. без торжества в красоте, добро, даже победившее в

человеческой душе эгоизм нравственный, остается субъективным и призрачным.

Эстетика Соловьева претендует на философское обоснование афоризма

Достоевского «Красота спасет мир». Как модус Абсолютного, красота является,

по Соловьеву, объективной силой, действующей в природе и в истории. Со

своей точки зрения Соловьев осуждает «эстетический сепаратизм», лишающий

красоту безусловной онтологической основы, и усматривает в «эстетическом

реализме» Н. Г. Чернышевского «первый шаг к положительной эстетике».

Соловьев соглашается с формальной дефиницией красоты как «чистой

бесполезности» в том смысле, что она есть не модифицированное биологическое

и социальное приспособление, не средство, а цель становящегося миропорядка.

В основном сочинении по эстетике – статье «Красота в природе» - Соловьев

прилагает к космогоническому процессу эстетический критерий. Реальная

основа и потому необходимый фон всякой земной красоты – хаос, косное

стихийное начало, а этапы космической эволюции – это ряд «усложняющихся

художественных оформлений хаотической материи идеей. Причем на более

высоких ступенях хаотическое начало все сильнее выказывает безмерность

своего сопротивления, чем объясняются срывы и конфликты художественной

эволюции в природе, резкие рецидивы безобразия. Доказывая, что красота в

природе есть реально-объективное произведение эволюции, Соловьев пытается

держаться естественнонаучной почвы, но традиционная поэтическая символика

света – духовного начала, отраженного неорганическим миром и проникающего

внутрь мира органического, - преобладает над арсеналом научных аргументов.

Начатое природой («мировой душой») художественное дело не отражается, не

повторяется, а продолжается человеческим искусством, которое способное дать

более глубокое и полное решение той же задачи. В широком смысле искусство

есть «теургия», т.е. жизненно-практичное дело претворения и преображения

действительности в идеально-телесный космос абсолютной красоты. Этот взгляд

рельефно выражен в стихотворении Соловьева «Три подвига»: истинный художник

совершает подвиг Пигмалиона – оформляет красотою косный материал, подвиг

Персея – побеждает дракона, т.е. нравственное зло, и подвиг Орфея – выводит

красоту - Эвридику из ада смерти. В узком, специфическом смысле миссия

искусства заключается во фрагментарных пророческих предварениях

«положительного всеединства»

Философией эроса представлен глубинный и личностный аспект соловьевской

теургии, призванной победить непроницаемость и тленность вещественного

бытия. Любовь осознается Соловьевым как спасение человеческой

индивидуальности через жертву эгоизма, как радикальное изживание

эгоистичной отъединенности благодаря перестановке центра личной жизни из

себя в другого.

План реферата

1 Биография Соловьева

2 Концепция положительного всеединства

3 Теория мирового процесса

4 Историософия Соловьева

5 Этика Соловьева

6 Эстетика Соловьева

Список литературы:

1 Александр Мень “Мировая духовная культура, Христианство, Церковь. Лекции

и беседы” , Москва 1995.

2 Энциклопедия по философии

-----------------------

Министерство общего профессионального образования

Российской Федерации

Кафедра истории и философии

Реферат на тему:

Философия Владимира Сергеевича Соловьева

Выполнила: ст. гр. А 18-1

Силина Наталья

Проверил:

Красноярск 2000

Страницы: 1, 2