Явление Ницше

В 1888 г. происходит необыкновенный взрыв эйфории: сначала в Турине "Казус

Вагнер", затем во время последней остановки в Сильс-Марие "Сумерки идолов"

и параллельно "Антихрист", после чего создание "Ecce Homo". Кроме того, в

то же время, работа над "Дионисовыми дифирамбами".

Туринское письмо "Казус Вагнер" - это тщательно продуманная, блестяще

написанная работа, пропитанная ядовитым и уничтожающим сарказмом. Памфлет -

итог длительных и мучительных раздумий Ницше над великой проблемой падения

культуры и мира, решение которой вытекает из анализа искуства, в которым

Ницше выделял прежде всего музыку. «Вагнер - художник декаданса... Я далек

от того, чтобы безмятежно созерцать, как этот декадент портит нам здоровье

- и к тому же музыку! Человек ли вообще Вагнер? Не болезнь ли он скорее? Он

делает больным все, к чему прикасается - он сделал больною музыку». Однако

изумительная стилистика избиения Р. Вагнера не должна сбивать с толку;

Ницше продолжал любить Вагнера, как никого, и пронес эту свою любовь даже в

годы помрачения: «Я называю Вагнера великим благодетелем всей моей жизни».

У Вагнера романтизм идеализирован до предела, а для Ницше романтизм был

всего лишь вехой на пути к нигилизму, поэтому отмечая болезненный характер

музыки Вагнера Ницше говорил о немецкой культуре вообще и использовал имя

Вагнера не потому, что его музыка плоха, а потому что он прикрывает

убожество своих идей - пышностью декораций и величием легенд (Кольцо

Нибелунгов); с помощью грохота барабанов и воя флейт стремится заставить

всех остальных композиторов маршировать за собой. Поэтому вагнерианство,

стало для Ницше олицетворением неприемлимой и опасной формы проявления

идиотизма и раболепия в культуре, так же как и христианство - в морали.

То, что было написано потом, принято называть "Переоценкой всех ценностей"

и характеризовать как "поздний Ницше". В сущности, это и есть философия

Ницше, точнее введение в так и не сформированное направление философии.

Философия так и не написанная, да и едва ли она могла быть написана при

таких невероятных темпах, которых только и хватило на "интродукцию". Вот

как это было написано: «Последние недели я испытывал приступы диковинной

инспирации, так что то немногое , чего я и не ожидал от себя, в одно

прекрасное утро как бы бессознательно предстало готовым. Это вносило

некоторый беспорядок и исключительность в мой образ жизни; я часто

вскакивал в 2 часа ночи, чтобы гонимый "духом" набросать нечто на бумагу».

Гонимый духом! Здесь психогенная формула последних произведений предстает

уже диагнозом: минимум сознательности при максимуме стиля, и, стало быть,

стиля, предоставленного самому себе, как бы "автопилоту" с курсом на –

окончательную катастрофу, ведь именно такова, по мнению Ницше, формула

«совершенной книги». Оттого стилистические роскошества "Переоценки" не

поддаются иному определению, как соблазн и искушение, в сущности

самособлазн и самоискушение. «Она до такой степени выходит за рамки понятия

литература, что по сути даже в самой природе отсутствует сравнение».

Сочинение "Сумерки идолов" – представляют собой некий проспект или конспект

философии Ницше. В нем, как бы в единый афоризм, удалось сжать содержание

целой книги. Сам автор оценит "Сумерки", как «радикальное до преступления».

Это блестящее сочинение написано удивительной, вплоть до сверхмастерских

фокусов, стилистикой работы на немецком языке средствами языка

французского. «Нет ни чего более богатого содержанием, более независимого,

более опрокидывающего - более злого. Нет ни одной реальности, ни одной

"идеальности", которая здесь не была бы затронута. Сумерки идолов – старая

истина приходит к концу…» Именно с этого сочинения начинается уже

общеевропейский резонанс философии Ницше.

В свете выше сказанного становится очевидным, что "Антихрист" и "Ecce Homo"

- две последние книги Ницше, требуют особенно осторожного и критического

подхода. Элемент невменяемости и распада Я свил себе в этих произведениях

зловещее гнездо, и от того говорить здесь об авторстве в обычном смысле

этого слова следовало бы с большими оговорками. Машина стиля! Машина,

однажды заведенная, и набравшая такие обороты, что уже в любую секунду

готова разлететься на куски.

Книга "Ecce Homo" - это история жизни Ницше. Однако, эта "автобиография"

была написана в стиле далеко отстоящим от жанра мемуаров: «с цинизмом,

который станет всемирно-историческим, я рассказываю себе свою жизнь».

Книга, уже своим заглавием являющаяся бесцеремоннейшим покушением на

«Распятого», была задумана как прелюдия к "Антихристу", несмотря на то, что

создавалась позже; своего рода паспорт («Выслушайте меня! ибо я такой-то и

такой-то») к произведению после которого мир должен был содрогнутся в

конвульсиях, ведь уже эта книга завершается раскатами грома и молний против

всего, что есть христианского или христианско-заразного. Отсюда и вытекает

уникальная форма исполнения книги, как настоящая амальгама жанров, где

словно в котле смешаны и перекипячены жанры биографии, жизни, исповеди,

мифа, трагедии, сатиры, дифирамба, пророчества, интимного дневника,

философии и психоаналитического протокола. По существу Ницше использует

здесь обнаженность исповеди как приманку для более контрастного и

фотогеничного представления себя, как человека Рока.

Произведение "Антихрист" - венец философии Ницше. Именно это произведение

он определит его как «Моя переоценка всех ценностей». Исключительная

значимость, которую Ницше отводил этой книге и вообще теме, вынуждала его

оттягивать сроки публикации. Вот как выглядел его не осуществившийся

проект: одновременный перевод книги на 7 языков и одновременный выход в

свет в масштабе всей Европы, причем сразу миллионным тиражом на каждом

языке. Вдумайтесь! такие масштабы (в конце XIX века) для книги с

подзаголовком «Проклятие христианству» - это война! «Этого не выдержит ни

один слух и ни одно зрение». И только непривзайденнейшей глухотой и

потрясающим равнодушием Европы, можно оправдать тот факт, что

современниками Ницше осталась незамеченной - эта уже развязанная, уже

ведущаяся с катастрофическими последствиями война, где насмерть сшибались

ложь тысячелетий и полуживой пенсионер, который по состоянию здоровья был

вынужден с особой тщательностью подбирать не только место жительства, но и

даже уровень крепости чая.

В январе 1889 г. - апоплексический удар и окончательное помрачение. После

рассылки знаменитых почтовых открыток, подписанных попеременно то "Дионис",

то "Распятый", Ф. Овербек вывозит Ницше в Базель, где его помещают в

психиатрическую клинику. В последствии, мать заберет его оттуда, на

домашнее попечение.

Позднее, в литературе много раз делались попытки истолковать жестокий

душевный недуг, отравивший последнюю четверть жизни Фридриха Ницше: как

праведную божественную кару за его нечестивое вольнодумство, как достойное

искупление его сатанинской гордыни, а то и просто сведением к

злоупотреблению «хлоралом». Он действительно заплатил безумием за

героическую непокорность своей вопрошающей мысли, но на мой взгляд -

великий мыслитель, поставив точку в своем жизнеописании, вдруг осознал всю

тяжесть возможных последствий буквального восприятия его мыслей и понял,

что именно он, искренне пытаясь помочь человечеству, положил основу

грядущим кровавым событиям. Предвидя будущее, Ницше, имеющий и без того

довольно плачевное состояние здоровья не смог выдержать такого сильного

душевного потрясения, поэтому лишился рассудка. Непроницаемое темное облако

окутало горделивую вершину его духа, а леденящий вихрь людской алчности

навсегда погасил этот трепетный "прометеев огонь". Все ученики покинули

Ницше, немецкие филологи объявили его человеком, умершим для науки, и даже

родная сестра предала его.

С 1891 г. сестра Ницше начинает зарабатывать деньги на нем и его имени: она

будет вмешиваться в издания, заберет в собственность весь архив и наследие

писателя. Она даже пригласит художника, чтобы сделать несколько портретов

тяжело больного Ницше.

25 августа 1900 года, в Веймаре, умер Фридрих Ницше. Человек, который

сплющил в себе двадцать пять веков до вчерашнего дня и не выдержав столько

лжи, осуществил великий поход на мораль и ценности прежней истории -

замахнувшись на догмы создаваемые тысячелетиями.

Было бы справедливо отнести и к нему слова великого Толстого о Мопассане, о

том Мопассане, которого Ницше так любил и считал столь родственным себе

духовно: «Он дожил до того трагического момента жизни, когда начиналась

борьба между ложью, которая окружала его, и истиною, которую он начинал

сознавать. Начинались уже в нем приступы духовного рождения... Если бы ему

суждено было не умереть в муках рождения, а родится - он бы дал великие,

поучительные произведения, но и то, что он дал нам в своем процессе

рождения, уже многое. Будем же благодарны этому сильному правдивому

человеку и за то, что он дал нам». Конечно эта цитата откровенно слаба для

некролога сокрушителя продажной морали и мученика – во имя спасения

человечества, отдавшего невольно жизнь за свое запоздалое бессмертие, но

право - хватит гимнов! Я не танцую на похоронах...

УЧЕНИЕ НИЦШЕ О СВЕРХЧЕЛОВЕКЕ

«Это было весной, и все деревья налились уже соком. Идя лесом и полный

самых ребяческих мыслей, я машинально вырезал себе из дерева свистульку. Но

стоило мне поднести ее к губам и засвистеть, как мне предстал бог, давно

уже знакомый мне, и сказал: «Ну, крысолов, чем это ты тут занят? Ты

недоделанный иезуит и музыкант, - почти немец!» (Я подивился тому, что богу

вздумалось польстить мне таким образом, и решил про себя быть с ним

начеку.) «Я сделал все, чтобы оглупить их, позволил им потеть в постели,

дал им жрать клецки, велел им пить до упаду, сделал их домоседами и

учеными, внушил им жалкие чувства лакейской души...» - «По-моему, ты

замыслил нечто более скверное! - вмешался я. - Уж не хочешь ли ты угробить

человека!?» - «Может быть! - ответил бог. - Но так, чтобы при этом он

выгадал для себя нечто!» - «Что же?» - спросил я с любопытством. - «Кого

же, следовало бы спросить тебе!» - так сказал Дионис и погрузился в

молчание с присущей ему манерой искусителя. Видели бы вы его при этом! Это

было весной, и все деревья налились уже соком»

ИДЕАЛ ЧЕЛОВЕКА - СВЕРХЧЕЛОВЕК

Слово сверхчеловек для обозначения типа самой высокой удачности, в

противоположность "современным" людям "добрым" людям – почти всюду понято в

полной невинности как идеалистический тип высшей породы людей, как

полусвятой, как полугений…

Ф. Ницше

Все заблуждения, вытекающее из неверного толкования Сверхчеловека Ницше,

заключаются в буквальном истолковании слов, несравненного артиста языка,

без какого либо намека на попытку вникнуть в смысл произведений. Кого же

реально называет Ницше Сверхчеловеком? – вот вопрос на который нужно

ответить, прежде чем списывать на великого мыслителя последствия мировых

войн.

Центральное понятие своего учения сам Ницше определяет следующим образом:

«это люди, которые проявляют себя по отношению друг к другу столь

снисходительными, сдержанными, нежными, гордыми и дружелюбными, но по

отношению к "добрым" людям - они немногим лучше необузданных хищных

зверей», звучит довольно устрашающе, не правда ли? Но на самом деле – это,

по мнению автора, только потому, что: «Так чужда ваша душа всего великого,

что вам сверхчеловек был бы страшен в своей доброте…». Добрые здесь не

значит хорошие. Добрые – это те кто распинают всех пишущих новые ценности

на новых скрижалях, а значит приносят себе в жертву будущее, человеческое

будущее. Добрые - это бездумно, а значит бессмысленно верующие; те кто не

могут созидать и никогда не говорят правды. Добрые – это христиане с их

Крестовыми походами на все, что они не приемлют. Добрые – это те кто были и

будут всегда начало конца…

Следует так же обратить особое внимание на примечательную особенность этих

"белокурых бестий": их врождённые благородство и аристократичность, которых

так не хватает нынешним господам: алигархам и политическим деятелям,

которым только деньги (зачастую весьма грязные) дают право на иллюзию

господства над "массами". Сверхчеловек - это новый культ, но уже всех

личностей, далеко выходящий за рамки тоталитарного культа личности обычных

людей. Сверхчеловек - это высший биологический тип, который относится к

человеку, как тот относится к обезьяне. Но этот тип нужно вырастить, а для

этого Ницше не дает каких-либо специальных рецептов, т.е. он выступает лишь

как пророк - предвещающий приход нового времени. Его Заратустра - это еще

не сверхчеловек, это "мост" к сверхчеловеку, а обычные люди - это исходный

материал, почва для созревания Сверхчеловека. Сверхчеловек - это религия

Ницше, изложенная наиболее полно в его библии.

С подачи лжепоследователей, распорядившихся наследием мыслителя в угоду

своим амбициям, а также, попросту бестолковых критиков, на прямую

истолковавших метафоры поэта, Ницше объявили не только врагом народа, но и

вдохновителем одной из ключевых общественных проблем: «поддержание

господства власть имущих и борьба с восстаниями порабощенных». Чушь –

непревзойденного масштаба!!! Бесспорно, "господство хозяев" - одна из

главных основ общественно-морального идеала Ницше. Но прежде чем судить,

неплохо бы для начала уяснить, какой смысл вкладывает Ницше в понятия

"господство" и "хозяева", а также иметь полное представление о человеке

которого зачастую судят по ярлыку: "Убийца Бога".

Вот обобщенный портрет, воссозданный со слов его друзей: «У него была

привычка тихо говорить, осторожная, задумчивая походка, спокойные черты

лица и обращенные внутрь, глядящие вглубь, точно в даль, глаза. Его легко

было не заметить, так мало было выдающегося в его внешнем облике. В обычной

жизни он отличался большой вежливостью, почти женской мягкостью, постоянной

ровностью характера». Он даже казался "святым" простым людям и случайным

путевым знакомым. Ницше писал о себе: «Что мне до сих пор особенно льстило,

так это то, что старые торговки не успокаиваются, пока не выберут для меня

самый сладкий из их винограда».

"Господство" Ницше определял: не как политическую или юридическую и, тем

более, не экономическую власть над людьми. Его "господство" относится к

сфере духа - это власть в силу выдающихся духовных качеств, которыми

обладающая ими личность щедро и бескорыстно одаривает других. Недаром Ницше

недвусмысленно писал: «…но ужасом является для нас вырождающееся чувство,

которое говорит - все для меня». Тогда станет понятно, что "аристократия" в

учении Ницше вовсе не равнозначна социальной власти немногих избранных над

массами. Во всех его произведениях "знать" и "чернь" всегда употребляются

не как социально-политические, а исключительно как моральные категории.

Общественная иерархия здесь совершенно ни при чем. Не богатством или

бедностью определяются "знать" и "чернь", а величием или ничтожеством.

Величие души - удел немногих, а оно-то и придает смысл самому существованию

человека. И никоим образом не пропагандировал Ницше идею о том, что для

власть имущих должна быть одна мораль, а для подчиненных масс - другая. Он

констатировал это как реальный факт, но сам писал о другом - о двух типах

одной морали, существующих даже - в одном и том же человеке, в одной душе.

Различия этих типов определяются различием моральных ценностей. Для морали

"хозяев" характерна высокая степень самоуважения, возвышенное, гордое

состояние души, ради которого можно пожертвовать и богатством, и самой

жизнью. Мораль "рабов", напротив, есть мораль полезности. Малодушный,

мелочный, унижающийся человек, с покорностью выносящий дурное обхождение

ради своей выгоды - вот представитель морали "рабов", на какой бы высокой

ступени социальной лестницы он ни находился. "Рабская" мораль жаждет

мелкого счастья и наслаждения; строгость и суровость по отношению к самому

себе - основа морали "хозяев".

«Человек имеет цель внутри себя; цель его - жизнь». Эта идея абсолютной

ценности человеческой жизни по существу явилась тем лозунгом, который

объединяет все творчество Ницше. С этим лозунгом связан и ницшеанский идеал

человека - Сверхчеловек. Этот идеал, по замыслу Ницше может быть реализован

лишь при условии, если человечество возвратится к истокам своей истории,

когда бал жизни будут править люди высшей расы – "хозяева", люди,

представляющие собой "совершенство" прежде всего в биологическом отношении.

Они не будут отягощены ни бытовыми, ни социальными, ни религиозными

ограничениями и предрассудками и потому будут абсолютно свободны.

Биологически обусловленным, считает Ницше, является все, что в человеческом

общежитии считается добром, что составляет для людей ценность, включая и

ценность моральную. Соответственно, нет и быть не может объективно

обусловленной морали. Каждый имеет такую мораль, которая в наибольшей мере

соответствует требованиям его жизни: мораль одного оправдывает все, к чему

он стремится; мораль другого делает его умиротворенным; мораль третьего

призывает к мщению врагам и т. д. Люди даже могут не осознавать, каков на

самом деле источник их моральных убеждений и представлений, но это не

меняет дела. Всякий имеет тот тип морали, который больше всего

соответствует его природе.

Наиболее существенное различие между людьми, по мнению Ницше, состоит

в том, что некоторые из них слабы от природы, другие же – сильны, опять-

таки по природе. Соответственно различается и их мораль. Сильные

("хозяева") - ценят личное достоинство, решительность, настойчивость,

самоуверенность, несгибаемую волю и неистощимую энергию в достижении

поставленной цели. Слабые ("рабы") - ценят то, что в большей мере

обусловлено их слабостью - сострадательность, мягкосердечие, альтруизм, и

рассудительность и т.п. «Некогда, хозяева господствовали в жизни. У них

была своя мораль, свои понятия и представления о добре и зле. Но со

временем их одолели рабы, но победили они не силой, а числом. Добром стало

признаваться то, что в большей мере соответствует их интересам;

мягкосердечие, покорность, смирение - все эти и им подобные качества

возвышены до уровня добродетели. В эпоху после восстания рабов

господствующей стала и продолжает оставаться рабская мораль».

В оценке существующей и прославляемой ныне морали Ницше хотел занять

беспристрастную, научно обоснованную, натуралистическую поэзию. Он отмечал,

«…все идет так, как и должно идти в условиях, когда рабы приемлют мораль

рабов. Одно тут плохо: даже хозяева начинают подчиняться этой морали».

Однако Ницше не мог удержаться на этой объективной, беспристрастной

позиции, так как ощущал себя принадлежащим к расе "хозяев" и признавал их

мораль не только более высокой, но и единственно достойной этого понятия.

Если попытаться суммировать различные разрозненные оценки, данные

Ницше существующей в обществе морали, то, вероятно, их можно свести к

некоторому общему знаменателю и выразить в виде следующих трех

предположений:

во-первых, о всеобщем равенстве;

во-вторых, о свободе - каждый должен быть свободен в той мере, в какой он

не посягает на свободу других;

в-третьих, об абсолютности моральной ценности, которая якобы не требует

никаких доказательств, поскольку она не средство, а цель.

Основанная на этих предположениях мораль, казалось бы, вполне закономерно

должна включать в себя принципы справедливости, альтруизма, любви к

ближнему, сострадания, милосердия, превосходства духовных ценностей над

материальными, преимущество общественного блага перед личным и т.п.

Оглянитесь вокруг!!!

Собственная моральная позиция Ницше, позиция "хозяина", далеко не

соответствует этой - господствующей и по ныне в обществе морали. Ее

краеугольными камнями служат:

во-первых, ценность жизни в ее биологическом смысле - только жизнь имеет

абсолютную ценность и порождает все то, что имеет ценность;

во-вторых, свобода сильного - свобода принадлежит только тому, кто имеет

достаточно силы, чтобы "завоевать" и отстоять ее;

в-третьих, неравенство - люди не равны, они лишь лучше или хуже, в

зависимости от того, сколько жизненной силы заключено в каждом из них.

Естественно, этим устоям соответствуют и принципы морали. Справедливость в

том виде, как ее сейчас понимают - есть ложь. Истинная справедливость:

«Каждый имеет столько, сколько заслуживает, а заслуги его измеряются

количеством жизни», основана отнюдь не на равенстве: «Равенство - есть

признак упадка». Ложным является и принцип полезности - назначение жизни

состоит не в увеличении добра. Сама жизнь есть высшее и величайшее добро, и

только это имеет значение. Ложью является и принцип альтруизма, значит

«если и может у кого-либо быть великая цель, то она важнее благополучия

ближнего». И дело не в любви к ближнему - уважения и поклонения достойны

лишь лучшие, а лучшие - это наиболее "сильные". Кроме того, требование

альтруизма есть не что иное, как эгоизм, но только эгоизм – "слабого". Не

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5