Сущность концепта "дом" в русской языковой картине мира

Лексема дербень ‘изба около мельницы‘, ‘изба мельника‘ заимствование из тур.-перс. Derbend ‘горный проход, ущелье‘ [Фасмер, 1, с. 500].

Лексема балаган ‘легкая жилая постройка‘ заимствована из турецкого (персидского) balaχänä ‘верхняя комната, комната над главным входом‘ [Фасмер, 1, с. 112].

Лексема юрт(а) ‘дом, жилье, двор‘ тамб.,‘жилье кочевника‘ заимствована из тюркских сравните турецкий, чагатский jurt ‘месо жительства, стоянка, жилище‘ [Фасмер, 4, с. 534].

Не столь многочисленную группу составляют заимствования из иранских языков.

Лексема чертог ‘палата, хоромина, большой и пышный покой‘ ст.-слав. ЧРЪТОГЪ заимствование через древне-булгарский из персидского čartāk (čar- ‘четыре‘+tāk ‘высокая, выступающая часть балкона‘ ) [Фасмер, 4, с. 348].

Лексема шатер ‘временная легкая постройка из тканей, кож или ветвей‘ др.-русское ШАТОРЪ, ШАТЬРЪ заимствована из персидского čätr ‘заслон, палатка‘ посредством тюркских [Фасмер, 4, с. 413].

Лексема халупа ‘небольшая, обычно бедная изба‘ заимствована через польский chalupa из перс. Kulba. Возможно, родственна халуга ‘плетеный шалаш‘ [Фасмер, 4, с. 219].

Лексема курень ‘изба, землянка, лачуга‘, а также ‘будка,шалаш‘ заимствована из чагатского kürän ‘толпа, племя, отряд воинов [Фасмер, 4, с. 425].

Небольшую группу составляют заимствования из финно-угорских языков.

Лексема чум ‘переносная палатка на жердях, вотская изба‘ считается заимствованием из коми tśom, удм. tśum ‘палатка, кладовая‘ [Фасмер, 4, с. 381].

Лексема хазина ‘постройка‘ сравн. венгерский haz ‘дом‘, фин. Kota ‘хижина‘ [Фасмер, 4, с. 215].

Единственная лексема, заимствованная из монгольских языков, среди названий построек это урга ‘палатка, шатер‘ монгольск. urgai, калм. urxa‘ ‘яма для хранения, погреб с припасами‘ [Фасмер, 4, с. 167] (сопоставление наше– Д. Т.). Толкования этого слова этимологами нам обнаружить не удалось.

Небольшую группу составляют заимствования из германских и романских языков.

Лексема флигель (хлигерь) заимствована из немецкого Flugel ‘крыло, боковая пристройка‘ [Фасмер, 4, с. 199].

Лексема каземат (казамат) ‘прикрытие, тюрьма‘, ‘неблагопристойный дом‘ заимствована из итальянского casamatta ‘невидимое укрепление‘ через франц. или польск. Kazemata [Фасмер, 2, с. 159-160].

Лексема барак ‘временная примитивная постройка для рабочих, пленных‘ заимствована из фр.baraque, которая восходит к итальянскому baracca [Фасмер, 1, с. 123].

Из греческих языков также имеются заимствования.

Лексема камора ‘чулан, клеть, кладовая‘ из χaμάρα ‘свод‘ [Фасмер, 4, с. 175].

Лексема келия ‘одинокая изба‘ из ср.-греч. Χξλλίον, от лат. Cella ‘комната, чулан‘ [Фасмер, 2, с. 222].

Кроме названных лексем, существуют также ряд наименований с неясной этимологией.

Лексема халудора ‘плохая хата‘ вероятно, связана с халуга, халупа [Фасмер, 4, с. 219]; однако, у В. Даля халудора ‘негодяй‘ [Даль,4 с.541]. Вероятно, лексема имеет экспрессивно-оценочное значение.

Лексема бутырки ‘жилище, отдельное от главной селитьбы‘. Мы допускаем толкование от бутырить ‘переворачивать, мешать, перемалывать, перебивать, приводить в беспорядок‘ [Даль, 1, с.146]; то есть бутырки ‘дома, расположенные в беспорядке‘.

Лексема барабара (барабор) ‘шалаш в поле‘, ‘хижина из жердей, юрта местных жителей в бывшей Русской Америке‘ камч. [СРНГ, 2, с.99]. М. Фасмер истолковал эту лексему, но в другом значении ‘чепуха, вздор‘, от барабарить ‘тараторить‘ как звукоподражание [Фасмер, 1, с. 123]. Возможно заимствование из языка местных народов: либо из чукотско-камчатских, либо жителей Аляски.

Лексема сакша ‘будка, шалаш, балаган‘ [Даль, 4, с.129]; [Доп., с.235]; у В. Даля похожее слово сакшит ‘молодой камыш‘ [Даль, 4, с.129].

Лексема таша ‘холщевая палатка‘ [Даль, 4, с.393].

Лексема хануля ‘хата, изба‘ [Доп., с.235]; у В. Даля предположение варианта от хата хатуля [Даль, 4, с.542], что, на наш взгляд, маловероятно.

Лексема кильдима ‘хижина, избенка‘ и кильдим ‘изба, где собираются посиделки‘ [Даль, 2, с.108]. Этимологию данных слов нам обнаружить не удалось.

Другую группу наименований жилья составляют мотивированные лексемы, во внутренних формах которых актуализируются следующие мотивировочные признаки.

1.                 функциональный: житье ‘жилая постройка‘ [СРН-ДРС, с.43]; житьё [ПССГ, 1, с.224]; [СРНГ, 9, с.197]; жир [СРН-ДРС, с.42]; прожитбище [Доп., с.217]; жительство [Даль, 1, с. 545]; жира и жиры ‘дом, изба‘ [СРНГ, 9, с.181]; жирушка [СРНГ, 9, с.187]; жило ‘всякая постройка‘ [СРНГ, 9, с.197]; жило ‘жилье, постройки‘ [СРН-ДРС, с.42]; уход ‘тайное место, пристанище [Доп., с.275]; непряха-изба (неприяха) ‘изба с печью поправо от прихода‘ [Доп., с.143]; [Даль,2, с.10].

2.                 предметно характеризующий: камышанка ‘жилье из камыша‘[Сл.РГНО, с.211]; землянуха [Доп., с.51]; дубовка ‘жилье из дубового леса‘ [ООВС, с.51]; глинобитный, глинобойный ‘сбитый из глины‘ [Даль, 1, с.355-356]; лубянка ‘из лубков‘[ООВС, с.106], лубья [Даль, 2, с.270], лубяник [Даль, 1, с.355-356]; дым ‘дом‘ [ООВС, с.51]; [СРНГ, 9, с.187]; дымник ‘черная курная изба‘ [Доп., с.320]; [СРНГ, 8, с.293-294]; дымка [СРНГ, 8, с.294]; дымовка [СРНГ, 8, с.295].

3.                 локативный признак: прихоромок ‘отставленное от дома жилое помещение‘ [Даль, 3, с.457]; придомок [Даль, 3, с.411]; удорожь ‘жилье у дороги‘ [Доп., с.276]; поддубинка ‘недалеко от леса‘ [Доп., с.187]; перепутник ‘на перекрестке‘ [Доп., с.178]; заднуха, заднюшка, задница ‘задняя жилая изба‘ [СРНГ, 10, с.59]; горница ‘отдельный от избы чистый покой‘, ‘белая изба‘, ‘постройка, в верхней части которой помещались жилые комнаты, а внизу располагались подсобные хозяйственные комнаты‘ [Доп., с.36]; [Даль, 1, с.376]; поземный ‘одноэтажный‘ [Доп., с.103] .

4.                качественно характеризующий признак: светлица ‘изба без печи со многими окнами‘ [Доп., с.239]; крестовик, крестоватик ‘изба с крестообразной перегородкой внутри‘ [СРНГ, 15, с.227, 232]; вышка ‘высокое узкое строение‘, ‘летняя изба, пристроенная к сеням‘ [Даль, 1, с.315]; жаль ‘убогий дом‘ [Доп., с.48].

5.                 темпоральный признак: летник ‘летнее жилье‘ [СРНГ, 17, с.18-19]; зимник ‘зимнее жилье‘ [Доп., с.67].

6.                 квантииативный признак: двужилый ‘двухэтажный‘ [Доп., с.40]; двойни ‘дом из двух половин‘ [ООВС, с.43]; одножирка ‘одноэтажный дом‘; одножилой [СРНГ, 23, с.40].

7.                 акторный: забиенное ‘удаленное‘ [Доп., с.52]; забегаловка ‘отдаленное место жительства‘ [Доп., с.321]; поруб, иструб ‘срубленная вчерне изба, сруб‘ [Даль, 2, с.62]; разволочная изба ‘разборная‘ [Даль, 4, с.21]; коптелка ‘черная курная изба‘ [Даль, 2, с.159]; завалы ‘шалаш в земле‘ [Доп., с.53]; ганьище ‘плохая хижина‘ от ганить ‘порицать, осуждать‘ [ООВС, с.36]; хабунька ‘маленькая бедная избушка‘ [Доп., с.287]– от хабить ‘портить‘ [Фасмер, 4, с.214](сопоставления наши– Д. Т.).

Таким образом, из рассмотренной обширной (115 лексем) группы лексем, мотивированных и немотивированных наименований примерно равное количество (55 немотивированных и 54 мотивированных).

Из 55-ти немотивированных лексем, 32 исконно русские слова, а 23 названия жилых построек были заимствованы из других языков вместе с реалиями, которые они обозначают.

Абсолютное большинство заимствований– 12 лексем– из тюркских языков. Остальные заимствованные слова не образуют такой существенной группы (из германских и романских– 3 лексемы, из иранских– также 3; из греческого– две, также две лексемы из финно-угорской группы; из монгольских языков– всего одна лексема).

Такая картина наглядно отражает исторические связи русского народа.

Остальные 54 мотивированные лексемы выражают своей внутренней формой наиболее характерные признаки: локативный (12 лексем), предметно характеризующий (также 12), акторный и функциональный (по 9 лексем), а также номинативно маркируют жилье по темпоральному (зима-лето), качественно-характеризующему и квантитативному признакам.

Раздел 2. Концепт «дом» в русской концептуальной картине мира

2.1 Семантика слова дом и толкование его внутренней формы

В русском языке лексема дом не только обозначает постоянное, а не временное жилье, но и материализует идею родства по месту «сидения», которое с некоторых пор становится столь же важным во взаимных отношениях между людьми, как прежде род.

Именно дом стал исходной точкой общности, то есть близости по роду (в пространстве, а не во времени). Отсюда возникло и дальнейшее развитие семантики слова дом.

В словаре В. Даля представлены такие значения: 1) ‘строение для житья‘; в городе, жилое строение; хоромы; в деревне, изба со всеми ухожами и хозяйством, крестьянский дом, изба; южное хата; княжеский и вообще большой, вельможеский, палаты, дворец; помещичий в деревне, усадьба; маленький и плохой, хижина, лачуга; врытый в землю, землянка, уменьшительно домец, домик, домок, домочек; домишка, домишечка; увеличительно домина, домища. Держать дом ‘вести хозяйство‘, распорядок. Открытый дом ‘хлебосольный‘… 2) ‘семейство, семья, хозяева с домочадцами‘; 3) ‘род, поколение‘, говоря о владетельных или высоких особах; 4)кстр., твр дом говорят вместо домовина, домовище, ‘гроб‘ [Даль, 1, с. 465-467].

В СРЯ слово дом зафиксировано в следующих значениях: 1)‘здание, строение, предназначенное для жилья, для размещения различных учреждений и предприятий‘; 2)‘жилое помещение, квартира, жилье‘; 3)‘семья, люди, живущие вместе одним хозяйством‘; 4)‘династия, царствующий род‘; 5) чего или какой ‘культурно-просветительское, научное, бытовое государственное учреждение, а также здание, в котором оно находится‘; 6) устар ‘заведение, предприятие‘ [ССРЯ, 1, с.425].

Главный семантический признак, характерный для основного значения лексемы дом– ‘постоянное, а не временное жилье‘– словарями не отмечается.

Однако, Л. А. Капанадзе отмечает, что в противоположность лексеме времянка, общее значение которой ‘нечто временное‘ (одно из конкретных – ‘временный дом‘), которая требует конкретизации в семантическом плане, лексема дом в такой конкретизации не нуждается [Капанадзе, с.453-454]. Это связано с тем, что признак ‘постоянный‘ уже заложен в семантике слова дом.

В Колесов отмечает, что слово дом «ничего и не значит, как просто ‘дом‘, и потому сложно определить исконный смысл корня. Так как дом – жилье вообще, всякое жилье, то слово дом и стало родовым обозначением жилья, а также всего, что в нем находится» [Колесов, 1986,с.194].

В европейских языках слова с корнем *dom- унаследовали греческую основу domus и обозначают нечто ‘свое, освоенное‘. Так, в испанском и итальянском языках лексема domesticos ‘домашний‘ употребляется исключительно в словосочетании animales domestikos ‘домашние животные‘ [Исп., с.88], то есть ‘освоенные человеком‘. Более общее значение того же корня в германских языках– английском и немецком. Английское слово domestic ‘домашний‘, ‘свои, внутренние дела‘(ср русск домострой, домостройничать ‘вести хозяйство‘).

С корнем *dom можно сопоставить и некоторые термины, например: dominanta ‘господствующий‘ (по схожей модели образовано слово, производное от другого корня с тем же значением, – хозяин (ранее хазяин) от хаза (хата) ‘дом‘), то есть ‘тот, кто господствует (хозяйничает)‘ где-либо.

Н.М. Шанский по поводу этимологии слова дом замечает, что «основное и первичное значение слова дом– ‘здание, строение‘. По своему происхождению это слово такое же отглагольное. Как и указанные синонимы (строение– от строити, здание– от зъдати ‘строить, создавать‘). Правда образовано оно от исчезнувшего глагола и без помощи суффикса.

Имея в виду модель везу-воз, теку-ток, стелю-стол (первоначально ‘подстилка‘), деру– диал. дор‘расчищенное место‘, беру– древнерусск. бор ‘дань и так далее, можно установить утраченный славянскими языками глагол дему. Подобное соответствие мы находим в греческом языке (ср demo ‘строю‘ и domos ‘постройка, строение‘), в готском (ср timrian ‘воздвигать, строить‘, откуда нем zimmer ‘комната‘) и так далее. На звук о в слове дом как на ступень чередования с е указывают все специалисты по этимологии русского языка, в том числе М. Фасмер [Фасмер, 1, с.526-527]. Идентичность русского дом и греч domos несомненна. А слово domos является производным от demō ‘строю‘[Шанский, 1978, с.91-92].

Такая этимология слова дом может служить основой для возникновения «строительных» метафор. Как подчеркивает В. Колесов, не понятие о здании лежит в основе народного представления о доме, а понятие о чем-то созданном. Постоянном, общем для всех «своих», которые объединяются кровом такого дома» [Колесов, 1986, с.196]. Такое понимание концепта «дом» характерно для русской языковой картины мира.

Дом – жилое пространство человека, символ семейного благополучия и богатства, локус многих календарных и семейных обрядов. Дом противопоставлен внешнему миру, входя в бинарную оппозицию ‘свой – чужой‘ [СД, с.116]. «Отношение к «чужому» может быть настороженно-ожидающим, требующим проверки, размышления, неторопливого вырабатывания правильного решения, и, пока оно не достигнуто, к «чужому» присматриваются, его учитывают, но с ним сознательно не хотят сближаться» [Топоров, 1989, с.13].

Общее пространственное противопоставление ‘своего‘ ‘чужому‘ выступает в разных частных оппозициях, основной из которых является противопоставление между домом и не домом (лесом – в широком смысле). При этом само пространство дома получает явно мифологическое осмысление [Байбурин, с.112]. последнее является одним из проявлений концепта.

2.2 Концепт дом в русской культурной традиции

Понятие концепт.

Понятие концепт возникло в трудах французского семиолога Р. Барта в конце 50-х годов 20 века и с тех пор весьма активно используется при описании языка современной культуры.

Естественный язык, функционируя в культуре, оказывается втянутым в поле мифа, область вторичной (идеологической, научной, религиозной, художественной и ) реальности.

В этом случае любое слово начинает означать не совсем то, а часто и совсем не то, что в естественном языке.

Это явление и называется концептом. Ю. С. Степанов определяет концепт как «сгусток культуры» [Степанов, 1997, с.40].В концепт впитывается не сама реальность, а определенные представления о ней. Это вовсе не абстрактная сущность. Концепт всегда конкретен, социален и историчен; закреплен во времени, переходящ, хотя он воспринимается современниками как вечная истина. На самом деле концепт– это конденсат туманных ассоциаций, единство которых зависит от функции концепта.

Другое важное свойство концепта – его интенциональность; способность быть побудительной причиной мифа, а также определенной социальной практики.

«Концепт, как правило, обладает множеством конкретных проявлений, соответствующих означающему, имеющему очень большую протяженность. Например, целая книга может оказаться означающим одного единственного концепта, но одновременно им может быть совсем краткая форма: слово или жест» [Барт; цит по: Семиотика, с.36-37].

Индивидуального, авторски-неповторимого концепта создать нельзя. Он обязательно должен быть воспринят какой-либо аудиторией, найти в ней родственный отклик.

А.Ф. Лосев в своей «Философии имени» понятие ‘концепт‘ определяет словом «ноэма». По Лосеву, «чистая ноэма есть как раз то, что в обывательском сознании, то есть в школьной грамматике и психологии, некритично толкуется как «значение слова»» [Лосев, с.756,761].

Термин концепт пришел в лингвистику из философии и логики и соотносится с терминами «общее понятие» и «универсалия». Смысл его меняется в зависимости от мировоззрения использующих его ученых. В последние годы многие филологи разделяют точку зрения, что «концепты возникают в процессе построения информации об объектах и их свойствах… концепты сводят разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то единому… способствуют обработке субъективного опыта путем подведения информации под определенные выработанные обществом категории и классы» [Кубрякова, с.90].

В то же время некоторые современные авторы (например, Д. С. Лихачев) продолжают более раннюю традицию понимания концепта в русской науке. Она восходит к С.А. Аскольдову, который понимает под концептом «акт, намечающий вполне определенную мысленную обработку (анализ и синтез) конкретностей определенного рода». В этом случае, в противоположность материалистической точке зрения, концепт рассматривается как нечто первичное по отношению к конкретным явлениям (хотя и концепт, и явления видятся как принадлежность человеческого сознания). «Мысль есть нечто императивное и творческое. Подходя к конкретностям, с точки зрения определенного мысленного интереса, она сама определяет ту группу конкретностей, которая ей интересна, и сама же создает «родовое» из одинаковости интереса к чему-либо одинаковому во многом» [Аскольдов, с.272].

В отличие от обоих описанных выше пониманий концепта понятие ноэмы у Лосева предполагает позицию объективного идеалиста– постулирование независимого существования идей вне нашего сознания и вторичного по отношению к этим идеям существования как материальных предметов, так и феноменов человеческой психики, в том числе ноэм. В то же время и концепт (в обоих проявлениях), и ноэма суть психические феномены, причем это специфическая принадлежность человеческого внутреннего мира, предполагающая не только чувственную (как конкретный образ) или только рациональную(как идея), но и чувственную, ирациональную, и даже волевую составляющую. Так, С. А. Аскольдов предлагает «определение концепта как реальности психо-физической природы». Ю. С. Степанов утверждает, что «концепты не только мыслятся, они переживаются. Они– предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений» [Степанов, 1997, с.42].

Таким образом, ноэма, как и «концепт» современной лингвистики, также представляют собой феномен человеческой психики и нечто сложное, а не простое, включающее в себя и рациональную, и чувственную составляющие.

Данный феномен не связан непосредственно со звуковой оболочкой слова. Как утверждает Ю. С. Степанов, концепт (ноэма) может выражаться «как в слове, так и в образе или материальном предмете» [Степанов, 1997, с.68]. Концепт же выраженный словом, имеет «слоистое» строение и разные слои являются «результатом, «осадком» культурной жизни разных эпох… Один слой– буквальный смысл, или ВФ, или этимология концепта… следующий, «пассивный», «исторический» слой концепта– выражен в обрядах, фольклорных формах верования, произведениях фольклора… и наконец, «новейший слой концепта» [Степанов, 1997, с.46-49].

Определение концепта не исчерпывается приведенными трактовками. Этот вопрос остается актуальным и на данный момент. Выяснением проблемы концепта занимается специальная наука– концептология.

По мнению Ю. Н. Караулова, концепт – один из элементов, образующих концептуальную картину (модель) мира. Концепты – это группы сверхпонятий, составляющие собой «константы сознания» (то есть обобщения элементов ЯКМ, имена объединений семантических полей)» [Караулов 1989, с.274].

Концепт реализуется в проявлениях народного, а не элитарного сознания. Народное сознание– сознание крестьянина, не посвященного в философию, литературу, другие сферы науки и искусства. Оно может быть смоделировано на основании внешних проявлений – реализацией концепта в народной культуре: фольклорных формах верования (суевериях, обрядах), а также в фольклорных жанрах искусства; наконец, в моделях наивного массового сознания.

Все эти проявления концепта «дом» рассматриваются в настоящей работе.

Концепт «дом» в русской фольклорной традиции

В народной традиции дом – не только жилое пространство человека, но и символ семейного благополучия. Дом противопоставлен внешнему миру, таким образом, является исходной точкой освоения пространства человеком.

В фольклорных жанрах дом также является этой исходной точкой. «Сказка, как правило, вводит читателя в какую-нибудь семью, характер которой может быть раскрыт только постепенно и лишь благодаря элементам сказки» [Пропп, с.274]. Дом – пространство своего, среднего, внутреннего, ограниченного, замкнутого, место обитания субъекта, центра мирозданья,– в сказках похищение («Гуси-лебеди», «Кот, петух и лиса», «Лиса и заяц») присутствует как исходное и пассивное соответствующего смысла. Активным становится значение носителя защитной силы. Завязка сюжета многих сказок, как правило, построена на мотиве запрета покидать дом. Герой сказки нарушает запрет, вследствие чего с ним случается беда. «Древнейшим религиозным субстратом этого мотива является страх перед невидимыми силами, окружающими человека» [Пропп, с.37-45].

Значение ‘свой‘ актуализируется в противопоставлении дома в деревне (родного дома, дома бабушки и дедушки, родителей) дому в лесу («Маша и медведь», «Три медведя»), дому водяного змея, подводного царя, бабы-яги, дому жениха (в свадебном обряде). Значение ‘средний на земле‘,– в противопоставлении дому в подземном царстве, дому луны, солнца, ворона; в царствах медном, серебряном и золотом. Значение ‘ограниченный и замкнутый‘, следовательно, ‘защищенный‘– в противопоставлении полю, перекрестку, лесу, болоту, морю, озеру, реке как месту обитания нежити, нечистой силы. Значение ‘свое, человеческое‘, ‘упорядоченное‘– в противопоставлении норе, пещере, яме. И наконец, лицо-пространство, живое существо, одушевленное в сказках о бродячем доме, доме Яги [Червинский, с.31-32].

В. Я. Пропп отмечает, что в волшебной сказке, помимо «отчего дома» присутствует так называемый «большой дом» [Пропп, с.112]. Таким образом, сказка сохранила память о древних формах патриархально-родового строя 1-8 веков нашей эры. Об археологических раскопках больших коллективных домов свидетельствуют многие источники [Бломквист, с.135]. Основные черты большого дома в сказке таковы: 1) дом находится в тайнике леса; 2) он отличается своей величиной; 3) дом обнесен оградой, иногда с черепами; 4) вход– по приставной лестнице; 6) вход и другие отверстия занавешиваются и закрываются; 7) в нем несколько помещений [Пропп, с.116]. мужчина по достижении совершеннолетия проходил обряд инициации и отправлялся в «большой дом», вернее, «мужской дом».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8