Вопросы морали в современной философии

жизненной борьбы. Еще один интересный момент: Ницше, считая аристократию

цветом нации и воспевая ее в философии, не раз заявлял, что прадед его был

польским дворянином, хотя подтверждений тому не приводилось.

«Морально, то что я считаю моральным.»

Приведем еще одно интересное высказывание:

«Нравственность и отупение.—Обычай есть результат опыта

прежних поколений в вопросе о том, что полезно и что вредно.

Но приверженность к обычаю не имеет никакого отношения к опыту

как таковому; она объясняется древностью, святостью,

неприкосновенностью обычая. И эта приверженность всегда мешала

делать новые опыты и исправлять обычаи, т. е. нравственность

препятствовала возникновению новых лучших обычаев: она

затупляла.»

В этом отрывке размышления о нравственности совсем не в пользу

последней. Попробуем проанализировать о чем же писал в своей работе этот

философ.

Ницше, может, и грубо, но прямо в глаза лепил правду о природе

человеческого зла. Ницше и Достоевский почти достали до гнилой утробы

человечишка, до того места, где преет, зреет, набирается вони и отращивает

клыки спрятавшийся под покровом тонкой человеческой кожи и модных одежд

самый жуткий, сам себя пожирающий зверь. А на Руси Великой зверь в

человеческом облике бывает не просто зверем, но звериной и рождается он

чаще всего покорностью, безответственностью, безалаберностью, желанием

избранных, точнее, самих себя зачисливших в избранные, жить лучше, сытей

ближних своих, выделиться среди них, но чаще всего — жить, будто вниз по

речке плыть.

Высказывание Ницше нельзя воспринимать однозначно так как его

творчество глубоко и многогранно. Хотя его высказывания о морали в основном

ругают нравственные устои общества это не свидетельствует о их ненужности

в его понимании. Так его произведения являются резкими, в то же время сам

философ был очень спокойный и вежливый.

Он отвергает мораль сформированную прогнившим обществом, которое

использует ее для своих нужд, но ценит высокую внутречеловеческую

нравственность благородных личностей.

Самобытность Альберта Швейцера.

Альберт Швейцер (1875—1965) жил в соответствии со своим учением. Его

жизнь имеет достоинство этического аргумента. Единство мысли и действия —

характерная черта всех великих моралистов. Заслуга Швейцера в том, что он

продемонстрировал эту черту в наше время всеобщей стандартизации и

обезличенности. Он противопоставил ясность и простоту нравственно

ответственного поведения анонимной жестокости XX века.

Характерная особенность Швейцера-человека состояла в том, что он

органически сочетал качества, которые принято считать взаимоисключающими: с

одной стороны самоволие, индивидуализм, рациональную расчетливость, с

другой — нравственное подвижничество.

Суть трагедии Швейцер видит в утрате первоначальной связи миро- и

жизне-утверждения с этическими идеалами. В результате этого воля к

прогрессу ограничилась стремлением лишь к внешним успехам, росту

благосостояния, простому накоплению знаний и умений. Культура лишилась

своего исконного и самого глубокого предназначения — способствовать

духовному и нравственному возвышению человека и человечества. Она потеряла

смысл, потеряла ориентир, который позволяет отличать более ценное от менее

ценного. Это очень важный момент в философии культуры Швейцера:

мировоззрение миро- и жизнеутверждения только тогда становится подлинной

культуротворящей силой, когда оно соединено с этикой.

Этико-нормативная программа Альберта Швейцера исходит из предпосылки,

что между добродетелью и счастьем не может быть синтеза, гармонии. Конфликт

между ними снимается через субординацию. Существует только два варианта

такой субординации в зависимости от того, что берется в качестве главной

ценности — добродетель или счастье. Ни один из этих вариантов не

удовлетворяет человека, а вместе они невозможны. Человек не может

согласиться на то, чтобы жить только для других. Человек не может

согласиться на то, чтобы жить только для себя. И то и другое

противоестественно, учитывая двуединство человека, его промежуточное

положение между животным и богом. Вместе с тем человек не может сделать

так, чтобы он одновременно жил и для других и для себя. Альберт Швейцер

предложил оригинальное решение этой этической головоломки, состоящее в том,

чтобы конфликтующие человеческие стремления развести во времени,

удовлетворив тем самым властные претензии каждого из них. Если счастье и

добродетель никак не хотят уступить первенство друг другу, компромисс может

состоять в том, что какое-то время главенствует счастье, а какое-то время —

добродетель. Говоря более конкретно, первую половину жизни человек может и

должен жить для себя, по законам счастья, а вторую половину — для других,

по законам добродетели. И чем лучше человек послужит себе (разовьет свои

силы, способности), тем лучше он сможет служить другим людям. В этом смысле

первая — порочная, "языческая" — половина жизни является подготовительной

ступенью ко второй — добродетельной, христианской — ее половине.

Человека не приходится принуждать и даже учить тому, что значит

счастье, личное благополучие. Удовольствия, богатство, власть, успехи и

прочие слагаемые счастливой жизни продолжают природные желания индивида и

культивируются всем устройством цивилизации.

Иное дело — нравственное служение. Оно не так очевидно. Как считал

Швейцер, утеря этических ориентиров — основная причина упадка культуры —

объясняется их недостаточной укорененностью в мышлении. Мораль должна быть

не просто горячо воспринята, но еще и глубоко обоснована. Швейцер искал

такую элементарную формулу морали, которая бы не поддавалась софистическим

искажениям и которую нельзя было бы нарушать с чистой совестью. Он нашел ее

в принципе благоговения перед жизнью. Только признание святости жизни во

всех ее формах и проявлениях придает нравственную соразмерность

человеческой деятельности, гарантирует здоровое развитие культуры и

согласную жизнь в обществе — таков основной завет Альберта Швейцера.

Философско-этические взгляды Швейцера наиболее полно изложены в его труде

"Культура и этика" (1923). Другим источником этического мировоззрения

Швейцера, как и всех великих моралистов, является его жизнь.

Этика и мистика

Смысл человеческой жизни не может быть выведен из смысла бытия, а этика —

из гносеологии. Но откуда же ей взяться, особенно если учесть, что Швейцер

не прием-лет решений, изгоняющих мораль из пределов рациональности в

область веры, эмоций. И тем более он не может принять отрицание морали.

Этика, считает Швейцер, должна родиться из мистики. При этом мистику он

определяет как прорыв земного в неземное, временного в вечное. Мистика

бывает наивной и завершенной; наивная мистика достигает приобщения к

неземному и вечному путем мистерии, магического акта, завершенная — путем

умозрения. Тем самым проблема возможности этики приобретает еще большую

остроту, ибо неземное и вечное не может быть выражено в языке. Язык

способен охватить лишь земную и конечную реальность. Эту неразрешимую

проблему Альберт Швейцер решил с такой же простотой, с какой Александр

Македонский разрубил гордиев узел. Этика возможна не как знание, а как

действие, индивидуальный выбор, поведение.

"Истинная этика начинается там, где перестают пользоваться словами".

Чистая совесть — изобретение дьявола

Оригинально и поразительно ясно решает Швейцер самый, пожалуй, трудный для

этики вопрос о путях ее соединения с жизнью.

Этика конструирует идеальную нравственность по контрасту с реальным миром.

Признание несовершенства человеческих нравов является условием, содержанием

оправданием нормативной модели, задающей иную перспективу межчеловеческих

отношений. Но чем решительней идеальная мораль порывает с реальным миром,

тем выше она взмывает в поднебесье духа, тем трудней пройти обратный путь,

спуститься с небес идеальных стремлений на землю практической

жизнедеятельности. Человек, желающий быть одновременно моральным

практически деятельным, оказывается зажатым между двумя полюсами: святостью

и цинизмом. Чтобы остаться верным идеальным предписаниям морали, он

вынужден сторониться активной борьбы, стать отшельником, к, впрочем, и

поступали многие из христианских святых. Если же человек стремится быть

деятельным, дозваться жизненного успеха, то он должен быть готовым

переступить моральные запреты, как бесцеремонно преступали их люди,

достигавшие вершин земной власти.

Человек — не ангел, и, как существо земное, плотское, он не может не

наносить вреда другим жизням. Однако человек (и именно это делает его

поведение этическим, нравственным) может сознательно следовать в своих

действиях принципу благоговения перед жизнью, способствуя ее утверждению

всюду, где это возможно, и сводя к минимуму вред, сопряженный с его

существованием и деятельностью.

В мире, где жизнеутверждение неразрывно переплетено с жизнеотрицанием,

нравственный человек сознательно, целенаправленно и непоколебимо берет курс

на жизнеутверждение. Любое (даже и минимально необходимое) принижение и

уничтожение жизни он воспринимает как зло. В этике Швейцера понятия добра и

зла четко отделены друг от друга. Добро есть добро. Его не может быть много

или мало. Оно есть или его нет. Точно так же и зло остается злом даже

тогда, когда оно абсолютно неизбежно. Поэтому человек обречен жить с

нечистой совестью. Швейцер, подобно Канту, придает концептуальный смысл

утверждению о том, что чистая совесть— изобретение дьявола.

Нравственность. Владимир Сергеевич Соловьев.

Владимир Сергеевич Соловьев родился в Москве 16 января 1853 г. в семье

известного русского историка Сергея Михайловича Соловьева (1820-1879). Род

Вл.Соловьева еще в пятом-шестом колене принадлежал к среде великорусского

крестянства, но затем перешел в духовное сословие.

Нравственный смысл жизни в его окончательном определении

Наша жизнь получает нравственный смысл и достоинство, когда между нею и

совершенным Добром установляется совершенствующаяся связь. Внутренно требуя

совершенного соединения с абсолютным Добром, мы показываем, что требуемое

еще не дано нам и, следовательно, нравственный смысл нашей жизни может

состоять только в том, чтобы достигать до этой совершенной связи с Добром

или чтобы совершенствовать нашу существующую внутреннюю связь с ним.

В запросе нравственного совершенства уже дана общая идея абсолютного

Добра – его необходимые признаки. Оно должно быть всеобъемлющим или

содержать в себе норму нашего нравственного отношения ко всему. Все, что

существует и что может существовать, исчерпывается в нравственном отношении

тремя категориями достоинства: мы имеем дело или с тем, что выше нас, или с

тем, что нам равно, или с тем, что ниже нас. Логически невозможно найти еще

что-нибудь четвертое. По внутреннему свидетельству сознания выше нас

безусловное Добро, или Бог и все то, что уже находится с Ним в совершенном

единении, так как мы этого единения еще не достигли; равно с нами по

естеству все то, что способно, как и мы, к самодеятельному нравственному

совершенствованию, что находится на пути к абсолютному и может видеть цель

перед собою, т.е. все человеческие существа; ниже нас все то, что к

внутреннему самодеятельному совершенствованию не способно и что только

через нас может войти в совершенную связь с абсолютным, т.е. материальная

природа. Это троякое отношение в самом общем виде есть факт: мы фактически

подчинены абсолютному, как бы мы его ни называли; так же фактически мы

равны другим людям по основным свойствам человеческого естества и солидарны

с ними в общей жизненной судьбе чрез наследственность, историю и общежитие;

точно так же мы фактически обладаем существенными преимуществами перед

материальным творением. Итак, нравственная задача может состоять лишь в

совершенствовании данного. Тройственность фактического отношения должна

быть превращена в триединую норму разумной и волевой деятельности; роковое

подчинение высшей силе должно становиться сознательным и свободным

служением совершенному Добру, естественная солидарность с другими людьми

должна переходить в сочувственное и согласное с ними взаимодействие;

фактическое преимущество перед материальной природой должно превращаться в

разумное владычество над нею для нашего и для ее блага.

Действительное начало нравственного совершенствования заключается в

трех основных чувствах, присущих человеческой природе и образующих ее

натуральную добродетель: в чувстве стыда, охраняющем наше высшее

достоинство по отношению к захватам животных влечений; в чувстве жалости,

которое внутренно уравнивает нас с другими, и, наконец, в религиозном

чувстве, в котором сказывается наше признание высшего Добра. В этих

чувствах, представляющих добрую природу, изначала стремящуюся к тому, что

должно (ибо нераздельно с ними сознание, хотя бы смутное, их нормальности,

– сознание, что должно стыдиться безмерности плотских влечений и рабства

животной природе, что должно жалеть других, что должно преклоняться перед

Божеством, что это хорошо, а противное этому дурно), – в этих чувствах и в

сопровождающем их свидетельстве совести заключается единое или, точнее,

триединое основание нравственного совершенствования. Добросовестный разум,

обобщая побуждения доброй природы, возводит их в закон. Содержание

нравственного закона то же самое, что дано в добрых чувствах, но только

облеченное в форму всеобщего и необходимого (обязательного) требования, или

повеления. Нравственный закон вырастает из свидетельства совести, как сама

совесть есть чувство стыда, развившееся не с материальной, а только с

формальной своей стороны.

Относительно низшей природы нравственный закон, обобщая

непосредственное чувство стыдливости, повелевает нам всегда господствовать

над всеми чувственными влечениями, допуская их только как подчиненный

элемент в пределах разума; здесь нравственность уже не выражается (как в

элементарном чувстве стыда) простым, инстинктивным отталкиванием враждебной

стихии, или отступлением перед нею, а требует действительной борьбы с

плотью. – В отношении к другим людям нравственный закон дает чувству

Жалости, или симпатии, форму справедливости, требуя, чтобы мы признавали за

каждым из наших ближних такое же безусловное значение, как за собою, или

относились к другим так, как могли бы без противоречия желать, чтобы они

относились к нам, независимо от того или другого чувства. – Наконец, по

отношению к Божеству нравственный закон утверждает себя как выражение Его

законодательной воли и требует ее безусловного признания ради ее

собственного безусловного достоинства, или совершенства. Но для человека,

достигшего такого чистого признания Божией воли, как самого Добра

всеединого и всецелого, должно быть ясно, что полнота этой воли может

открываться только силою ее собственного, внутреннего действия в душе

человека. Достигнув этой вершины, нравственность формальная или

рациональная входит в область нравственности абсолютной – добро разумного

закона наполняется добром божественной благодати. Но исполнение

нравственного начала (по природе и по закону) не может ограничиваться

личною жизнью отдельного человека по двум причинам – естественной и

нравственной. Естественная причина та, что человек в отдельности вовсе не

существует, и этой причины было бы вполне достаточно с точки зрения

практической, но для твердых моралистов, которым важно не существование, а

долженствование, есть и нравственная причина – несоответствие между

понятием отдельного, разобщенного со всеми человека и понятием

совершенства. Итак, по естественным и нравственным основаниям процесс

совершенствования, составляющий нравственный смысл нашей жизни, может быть

мыслим только как процесс собирательный, происходящий в собирательном

человеке, то есть в семье, народе, человечестве. Эти три вида

собирательного человека не заменяют, а взаимно поддерживают и восполняют

друг друга и, каждый своим путем, идут к совершенству. Совершенствуется

семья, одухотворяя и увековечивая смысл личного прошедшего в нравственной

связи с предками, смысл личного настоящего в истинном браке и смысл личного

будущего в воспитании новых поколений. Совершенствуется народ, углубляя и

расширяя свою естественную солидарность с другими народами в смысле

нравственного общения. Совершенствуется человечество, организуя добро в

общих формах религиозной, политической и социально-экономической культуры,

все более и более соответствующих окончательной цели – сделать человечество

готовым к безусловному нравственному порядку, или Царству Божию;

организуется добро религиозное, или благочестие в церкви, которая должна

совершенствовать свою человеческую сторону, делая ее все более сообразною

стороне Божественной; организуется добро междучеловеческое, или

справедливая жалость, в государстве, которое совершенствуется, расширяя

область правды и милости насчет произвола и насилия внутри народа и между

народами; организуется, наконец, добро физическое, или нравственное

отношение человека к материальной природе в союзе экономическом,

совершенство которого не в накоплении вещей, а в одухотворении вещества как

условии нормального и вечного физического существования.

При постоянном взаимодействии личного нравственного подвига и

организованной нравственной работы собирательного человека нравственный

смысл жизни, или Добро, получает свое окончательное оправдание, являясь во

всей чистоте, полноте и силе. Умственное воспроизведение этого процесса в

его совокупности – и следующее за историей в том, что уже достигнуто, и

предваряющее ее в том, что еще должно быть сделано, – есть нравственная

философия, изложенная в этой книге. Приводя все ее содержание к одному

выражению, мы найдем, что совершенство Добра окончательно определяется как

нераздельная организация триединой любви. Чувство благоговения, или

благочестия, сначала через боязливое и невольное, а потом чрез свободное

сыновнее подчинение высшему началу, познав свой предмет как бесконечное

совершенство, превращается в чистую, всеобъемлющую и безграничную любовь к

нему, обусловленную только признанием его абсолютности, – любовь

восходящая.

Когда это всеобщее оправдание добра, т.е. распространение его на все

жизненные отношения, станет на деле, исторически ясным всякому уму, тогда

для каждого единичного лица останется только практический вопрос воли:

принять для себя такой совершенный нравственный смысл жизни или отвергнуть

его.

Если нравственный смысл жизни сводится в сущности к всесторонней

борьбе и торжеству добра над злом, то возникает вечный вопрос: откуда же

само это зло? Если оно из добра, то не есть ли борьба с ним недоразумение,

если же оно имеет свое начало помимо добра, то каким образом добро может

быть безусловным, имея вне себя условие для своего осуществления? Если же

оно не безусловно, то в чем его коренное преимущество и окончательное

ручательство его торжества над злом?

Разумная вера в абсолютное Добро опирается на внутреннем опыте и на

том, что из него с логическою необходимостью вытекает. Оправдавши Добро,

как такое, в философии нравственной, мы должны оправдать Добро как Истину в

теоретической философии.

Путь Орла. Карлос Кастанеда.

Кастанеда является современным американским философом

латиноамериканского происхождения, живущим до сих пор и досих пор издающим

свои произведения, которые имеют многообразное содержание и пользуются

очень большой известностью на западе. У нас они еще не переведены, во

всяком случае не напечатаны официальным образом. По образованию Кастанеда

антрополог и еще в студенческую пору он начал ездить в мексику, изучать

обычаи и нравы местных индейцев. Там он столкнулся с интересной традицией,

выразителем которой являлся, так называемый дон Хуан, индеец племени "яки".

Эта традиция уходит в глубь веков и по длительности сопоставима со всеми

остальными древними культурными традициями: буддизма, христианства,

даосизма и другими. Видимо, Кастанеда творчески переработал то учение,

которое он услышал от дона Хуана: не исключено, что сам дон Хуан если не

вымышленный, то некий собирательный персонаж. Наряду с теми качествами,

которые могли быть присущи реальному дону Хуану, Кастанеда, я думаю,

привнес туда ряд дополнительных качеств. Дело в том, что тот "путь знания",

который излагается у Кастанеды, имеет религиозный характер, и вместе с тем

делается попытка включить в этот "путь знания" некоторые достижения

современной науки и философии, особенно западной классической философии, т.

е. дон Хуан, по описанию не получивший официального образования, оперирует

понятиями, которые возникли в Европе лишь в XVIII, XIX веках.

Замечания относительно любви к ближнему: это идея имеет два момента -

во-первых, как состояние альтруизма и общинности, когда я жертвую себя

окружающим, и ставлю себя ниже окружающих, я их люблю за счет нелюбви к

себе: при этом я говорю: я греховен, я греховней всех, я вам служу; и

второе состояние - второй момент любви к ближнему - это состояние всеобщего

самосознания, когда я дохожу до центральной точки, при этом я равно

отношусь как к себе, так и к другому, я вышел из конкурентных отношений и

отношусь к другому как к самому себе. Воин отделяет позитивные цели своей

души от разума, другими словами, воин пытается подняться над самим собой,

наблюдает себя сверху. К тем позитивным целям, которые имеются в душе

(половое влечение, воля к власти, стремление к наслаждению) и позитивным

целям, присущим данной конкретной ступени разума на которой я нахожусь, я

отношусь отрешенно. Первый момент необходимый для пути воина - поднятие

себя над своими позитивными целями, или другими словами, воин не имеет

позитивных целей, причем душа воина имеет позитивные цели и имеет

привязанности, воин не привязывается к своим привязанностям и к своим

позитивным целям, воин не говорит, что делать, он говорит, как делать; что

делать, решает душа, причем решения обусловлены приказами орла. Поэтому

воин не ставит перед особой позитивную задачу, а ставить какие-то

позитивные цели по отношению к окружающему миру и не иметь других целей,

других желаний - эта задача заведомо невыполнимая, например, создать

определенную схему морали и действовать в соответствии с этой схемой, эта

задача заведомо невыполнимая. Полное пропадние единичных позитивных целей -

пропадание, как растворение во всеобщей точке зрения, приводит к

духовности. Духовностью называется единство души и разума. Возможно

состояние душевности, возможно состояние разумности и возможно состояние

духовности. При достижении полной духовности человек приобретает внутреннюю

интуицию, которая совпадает с волей орла. Если он еще не достиг полной

духовности, то та интуиция, которая у него имеется не совпадает с волей

орла, так что опираться только на внутренний голос - это не всегда

правильно.

Философия Кастанеды близка к философии Буддизма. Высшая моральность

достигается возвышением человека над собой, в этом состоянии поступки

диктуются внутренней интуицией, которая совпадает с волей орла. То есть

Орел как и Будда является вместилищем всего позитивного и нравственного.

Заключение.

Мы рассмотрели ряд учений, каждое из которых предлагает собственную

программу нравственно достойной и счастливой жизни. Они, конечно, не

исчерпывают разнообразия этических программ в истории человечества (для

качественной полноты здесь недостает как минимум этики долга, аскетической

этики, этики созерцательного блаженства, героической этики, опытов

морального нигилизма, которые также можно интерпретировать как превращенную

форму нравственного обновления мира). Но они входят в число важнейших и

общепризнанных.

Каждая из рассмотренных моральных программ (этико-нормативных систем)

своеобразна, дает свой особый и вполне законченный ответ на вопрос о том,

как преодолеть саморазорванность человеческого бытия, обнаруживающуюся в

конфликте между нравственными обязанностями и стремлением к счастью.

Программы эти не просто различны, они еще и альтернативны; нельзя (да и нет

нужды) быть одновременно, например, конфуцианцем и христианином, буддистом

и мусульманином. В этом смысле они — больше, чём интеллектуальные системы,

они являются жизнеучениями. Они представляют собой разные образы человека и

человеческого общежития в их идеально мыслимом воплощении.

В сегодняшнее время предпринимателю необходим имидж честного, глубоко

порядочного человека, руководствующегося принципами высокой морали. И это

должен быть не показной, не наигранный, а реальный образ, подтверждаемый

строгим соблюдением норм человеческой, религиозной, общественной морали и

чувства гражданского долга.

В современном представлении мораль есть совокупность норм и

принципов поведения людей по отношению друг к другу и в обществе. Мораль

характеризует культуру и нравственность человеческих отношений. Их основой

служат совесть и честь человека. Мораль есть гоавное качество,

характеризующее человечность и порядочность людей.

Библиографический список.

1. Гусейнов А.А. Великие моралисты. – М.:Республика, 1995.

2. Гусейнов А.А. Моральная демагогия как форма апологии насилия. –

Институт философии Российской Академии Наук.:

http://www.philosophy.ru/ 2000.

3. Карлос Кастанеда. Внутренний огонь. – Библиотека Мошкова.М.:

http://www.lib.ru/kastaneda/ 2000.

4. Карлос Кастанеда. Сила безмолвия. – Библиотека Мошкова.М.:

http://www.lib.ru/kastaneda/ 2000.

5. Мораль: сознание и поведение /Под ред. Н.А. Головко. – М.:Наука, 1986.

6. Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия. - Библиотека

"ВЕХИ".: http://www.vehi.narod.ru/soloviev/ 2000,

7. Смоленцев Ю.М. Мораль и нравы: диалектика взаимодействия. – М.:МГУ,

1989.

8. Скрипник А.П. Моральное зло в истории этики и культуры. –

М.:Политиздат, 1992.

9. Философия: Учебник для высших учебных заведений. – Ростов н/Д.:

«Феникс», 1995.

10. Ф. Ницше. Утренняя заря. Мысли о моральных предрассудках. –

Свердловск.: «Воля», 1991.

11. Ф. Ницше. К генеалогии морали. Полемические сочинения. - Институт

философии Российской Академии Наук.: http://www.philosophy.ru/

Страницы: 1, 2