Идиостиль как проблема художественного перевода

О, любовь неизлечимая!»

Лирическое Я неизлечимо влюблена, но, несмотря на это, ее охватывает состояние воодушевления, восторга, она не теряет духа:

«…biegnesz z zapałem jednakim»

Это женщина, которая страдала, не случайно в тексте описывается момент «убийства её любви»: «Choć zabita, lecz biegnesz z zapałem jednakim»

«Хоть и убита твоя любовь, а бежишь с энтузиазмом прежним»;

Однако мы не можем описать, кто именно совершил убийство любви, в какой момент он действует, например вчера, сегодня и т.д. Поэтому мы не можем утверждать, что ситуация отображается по иконическому способу, при котором, «расстояние» между ТО и его референтом минимально, т.к. знак стремится к воспроизведению каких-то реалий в действительности.

Референт этого текста отображается по индексально-символическому способу: т.е. сюжет указывает нам на ситуацию неизлечимой любви, при этом связь мы устанавливаем произвольно.

В следующем стихотворении «Mewa» («Чайка») референтом текста будет следующая ситуация: лирическая героиня (возможно, сама Мария Павликовская-Ясножевская) пребывает в неком состоянии тоски:

« Tęsknota nade mną szeleszcze»

«Тоска надо мной шелестит »;

В тексте используются обозначения абстрактных, нефизических состояний. Возможно, эту тоску, печаль навевает сама чайка:

«Trąca mnie skrzydłem mewiem»

«Трогает меня крылом чайки»;

Героиня задаётся вопросом: если она сейчас печальная, грустная, невесёлая, то она тот же самый человек, что и прежде?: «Czy wciąż ta sama jestem?» И ответ звучит как будто из уст чайки: « nie wiem! Nie wiem....» (не знаю, не знаю). Здесь в рифме мы видим чёткое изображение крика чайки (mewiem, nie wiem… nie wiem..).

Отображаемая ситуация – состояние печали. Она (как референт) отображается по индексально-символическому способу, т.е. ТО (знак) отсылает нас к ситуации печали, результатом которой становятся материальные следы её «соприсутствия» в тексте.

В тексте «Ofelia» («Офелия») отображается ситуация бытийности, эксистенциальности, т.е. автор обращается к вечным проблемам существования. Лирический герой – опять женщина, которая никак не может поверить в то что, она на самом деле она была не любима, её никогда не любили: «Zanim nareszcie uwierzę,

Że mnie nie kochano po prostu»

«Прежде чем наконец я поверю,

Что просто я не была любима»;

И поэтому героиня предпочитает находиться в неком состоянии статичности, в недвижении, непрерывности (смерти). Референт этого текста отображается опять же по индексально-символическому способу, т.к. связь между ТО и его референтом условная, но, сюжет просто указывает нам на данную ситуацию. Семантическая связь знака и его референта оказывается произвольной, условной.

Ситуация бытийности, философичности, эксистенциальности касается и стихотворения «Być Kwiatem» («Быть Цветком»). Здесь возникает рассуждение о способе существования цветов. Перед нами возникает некий наблюдатель, который следит за цветами, видит, как они переплетены с решёткой, за которую держатся: «W kij związane, lub pną się na kratę»

« В пучок связаны, или переплетённые с решёткой…..».

Автор рассуждает о том, для чего цветы нужны, что они собой представляют, об их предназначении, какова их функция. Он задаёт вопросы:

«Decoracje? Jeńcy? Statyści?»

Цветы – «Декорации? Пленники? Статисты?»

В раздумьях, автор делает вывод о том, что легко хвалить цветы, но быть самому цветком не так просто (быть пленным, находиться в несвободе, однако украшать окружающий мир, приносить радость другим):

«Latwo chwalić Kwiaty

Lecz być kwiatem»

Референт этого ТО отображается по индексально-символическому способу, т.е. текст нас отсылает к некому рассуждению о существовании, предназначении. Связь опять же устанавливается условно, самопроизвольно.

В тексте «Pażdziernik» («Октябрь»), сюжет ТО по типу отображения – это опять знак индексально-символический, знак указывает нам на ситуацию грусти, которую навевает природа:

«Brzozy są jak złote wodotryski

Zimno jest jak w ostatnim liscie»;

«Берёзы как золотые фонтаны

Холодно как в последнем письме»;

Здесь нужно также сказать о том, что в данном тексте указывается время, но скорее всего время года – осень, октябрь, это время некого увядания, прощания, и в связи с этим состоянием возникает ощущение печали, автор сравнивает солнце с близким, но опять, же не указано кто это конкретно:

«A słońce jak ktoś bliski

Ktory ziębnie i odchodzi....»

«А солнце как кто-то близкий

Который зябнет и уходит».

Сюжет нас отсылает к ситуации печали и грусти, связь между означаемым и означающим устанавливается самопроизвольно, условно.

Однако есть исключения, например, в стихотворении «List» («Письмо») референт отображается уже по индексально-иконическому способу. Мария Павликовская-Ясножевская чётко, цельно описывает ситуацию, которая происходит с «некто», но мы не знаем, кто это и в какой момент это происходит. Некто (субъект не указан) получил письмо: «Ktoś list dostał...». Он идёт читать письмо под цветущую яблоню: «Idzie czytać pod kwitnące jabłonie

Czyta. Chwyta się ręką za szyę

I dno traci, i w powietrzu tonie»;

«Читает. Хватается за шею

И дно теряет, и в воздухе тонет…»

Референтом здесь является некая ситуация неожиданности от полученного письма, ситуация какого-то удара, возможно, какие-то неприятности. По способу отображения – это знак (сюжет) индексально-иконический.

Данное описание нас отсылает именно к этой ситуации (хвататься за шею, терять под собой дно… – некая ситуация испуга, неожиданности), связь между знаком и референтом устанавливается исходя из задачи: воспроизвести в знаке. Однако отсутствие локализации текста относительно конкретных точек времени, пространства и субъекта создаёт ощущение, что знак в большей степени указывает на ситуацию, нежели её отображает.

Таким образом, мы можем заключить, что на сюжетно-композиционном уровне в большинстве случаев референт отображается по индексально-символическому способу. Всё это обуславливается тем, что в текстах М. Павликовской-Ясножевской не происходит чёткой локализации и конкретизации деталей ситуации. Знак лишь может указать на некую ситуацию, а связь между ними мы можем установить условно.

Что касается сюжетно-композиционного уровня ТП, композиционно ТП идентичны: лаконичны (по форме это также четверостишия – шестистишия) можем заметить философскую тематику текстов. Но здесь уже в большинстве случаев ТП выступает как индексально-иконический знак.

Например, в тексте «Ника», отображается следующая сюжетная ситуация: Переводчик описывает уже не «неизлечимую любовь», как это было в ТО, а любовь уже конкретизируется: «любовь, отвергнутая и глухая». В ТП появляется пояснение: какая именно? – отвергнутая и глухая. Также важно заметить, сюжет ТП развивается в другом направлении, нежели сюжет ТО, если в ТО любовь неизлечимая была тождественна «Нике из Самофракии», то в ТП она лишь «схожа» с ней. Если в ТО мы, лишь можем сказать условно, кто убил любовь, кто продолжает бежать (в ТО нет детализации), то в ТП момент с убийством любви совсем опускается: «ты вслед бежишь», бежит с такой же страстью дикой. Переводчик уточняет, конкретизирует то, о чём заявила вначале текста: «как схожа ты с Самофракийской Никой», и в продолжение всего текста, она это поясняет. Вследствие этой детализации, мы можем сказать о локализации, т.е. текст прикреплён к миру относительно субъекта, пространства. В итоге, мы должны сказать, что это индексально-иконический знак. Применительно только к ТП, не касаясь ТО, к примеру, если бы не знали, что это перевод, то мы бы отметили, что это индексально-иконический знак.

Но если говорить о сопоставлении текстов, то нам нужно подчеркнуть, что это две разные отображаемые ситуации, опять же не сохраняется семиотический способ отображения ТО в ТП, референт там совершенно другой.

В следующем переводе «Чайка», возникает следующая ситуация: здесь появляется эффект «реальности», опять же происходит конкретизация, появляется не просто чайка, а уже над побережьем: «Чайка над побережьем», переводчик уточняет, детализирует. В результате того, что появляется чайка, она навевает тоску, в данном тексте тоска уже «злая», опять предмет детализируется. Также тут возникает конкретный вопрос: «Всё та же? Та же, что прежде?», чего не наблюдается в ТО, здесь мы видим явное указание на момент в прошлом (прежде), происходит локализация относительно точки времени и пространства. Это индексально-иконический знак, сюжет нам указывает на некую ситуацию, но при этом мы можем воспроизвести его при помощи деталей. Однако что касается сопоставления двух текстов, то мы и здесь не наблюдаем отображения референта ТО в ТП.

То же самое происходит и в других переводах, например, в тексте «Офелия», также происходит детализация пространства, времени. Если в ТО, указана лишь сеть водорослей, то здесь уже субъект находится не просто средь водорослей, но ещё и лилий, т.е. опять возникает эффект «реальности».

В переводе «Быть Цветком», хотя переводчик не исключает философского рассуждения о предназначении цветов, однако в этом тексте опять возникает момент конкретизации, текст прикреплён к миру относительно точки времени и пространства, здесь указано, что цветы не просто расцветают и молчат, а молча, громоздятся, куда именно? – на решётку сада, на шпалеры.

Поэтому мы говорим о ТП как об индексально-иконическом знаке, так как здесь возникает «эффект реальности» за счёт конкретизации и детализации знака. Хотя, что касается сопоставления ТО и ТП (ТП как знак, референтом которого выступает ТО), то здесь ситуация иная: на данном уровне референт ТО совсем не сохраняется в ТП.

2.3.2 Лексический уровень

Прежде всего, нужно сказать, что основными изобразительными средствами Марии Павликовской-Ясножевской, при помощи которых изображается структура мира – это метафоры. Метафоры хорошо контекстуально интерпретируются. Метафора, с семиотической точки зрения, выступает как иконический знак, так как воспроизводит визуально-слуховые свойства мира (метафоры могут быть визуальными, звуковыми). Тогда мы приходим к противоречию: ведь ранее показывался только индексально-символический способ отношения знака с референтом. Но это кажущееся противоречие, в текстах Марии Павликовской-Ясножевской метафоры дают визуализацию только отдельных деталей ситуации. Для стилистики Марии Павликовской-Ясножевской характерна метафора как индексально-символический знак, который номинирует и указывает на некую ситуацию, а посредством этого указания говорит о психологическом состоянии субъекта высказывания.

Так, в стихотворении «Ofelia»: «W szklanej wodzie

W sieci wodorostow»

«В стеклянной воде,

В сети водорослей».

Метафора «В стеклянной воде, в сети водорослей» указывает на абстрактное пространство, которое характеризует состояние лирической героини. По типу это индексально-символический знак, который отсылает нас к ощущениям лирической героини: она находится в некой сети, в паутине, в замкнутом пространстве «W szklanej wodzie», из которого она не может выбраться. Мир изображается в молчании. Ситуация не детализируется, здесь дано лишь некое уточнение: «W szklanej wodzie,W sieci wodorostow» («В стеклянной воде, в сети водорослей»).

А вот в стихотворении «Mewa», мир изображается в звучании, посредством фонетических средств (mewiem, nie wiem… nie wiem..), наблюдаем «звучание грусти».

« Tęsknota nade mną szeleszcze

Trąca mnie skrzydłem mewiem»

Знак отображает свой референт также по индексально-символическому типу. Данные лексические средства отсылают нас к состоянию тоски, грусти, печали. Связь между означаемым и означающим устанавливается условно, так как опять же нет детализации, нам не понятно, когда её трогает крыло чайки, для чего, где, поэтому связь произвольна между знаком и его референтом.

По индексально-символическому типу отображается референт метафоры «I dno traci, i w powietrzu tonie». Данная метафора отсылает нас к некому состоянию неожиданности, сердечного удара. «Терять дно (под ногами) и тонуть в воздухе» – ситуация неожиданности, удара (в психологическом значении), конкретизации времени и пространства не происходит. Мы лишь можем сказать условно, что на самом деле случилось с героиней, семантическая связь между знаком и его референтом устанавливается также условно.

Таким образом, на лексическом уровне прослеживается следующая ситуация: лексическая единица (метафора) также является индексально-символическим знаком, что объясняется недетализацией описываемых отношений, предметов в тексте.

Сопоставляя ТО и ТП на данном уровне, нужно сказать, что индивидуальные авторские метафоры создают живую образность, которую необходимо отображать в переводе. Вследствие различий, существующих между лексико-семантическими системами польского и русского языка, не всегда удаётся передать образ при помощи эквивалентных лексических средств.

Как уже было сказано выше, в семиотике метафоры рассматриваются как иконический знак, но вследствие отсутствия детализации в ТО, метафора там выступает как индексально-символический знак. Но в нашем случае, в ТП, происходит детализация, логическое объяснение лексических единиц, метафор, а, следовательно, мы должны считать метафору ТП как индексально-иконический знак.

Так, например, в стихотворении «Ника», переводчик заменяет авторскую метафору «любовь неизлечимая» своей метафорой – «любовь, отвергнутая и глухая», логически объясняя метафору (любовь – какая именно? – отвергнутая и глухая: («невзаимная, непринятая, непонятая, неуслышанная, страдальческая»). Таким образом, с помощью этих синонимов нам ясно, что именно происходит с субъектом. Что касается ТО, то там не происходит детализации метафоры, поэтому связь между означаемым и означающим мы устанавливаем произвольно, условно. В ТП данная лексическая единица указывает нам на ситуацию страдания, невзаимности, непонятности, при помощи конкретных деталей, мы не устанавливаем связь между знаком и его референтом произвольно, потому что в тексте всё чётко описано.

Каждый переводчик, используя иную лексику, сохраняет лишь образ оригинала. Переводчик здесь метафоризирует действие. Например, у Павликовской: «бежишь с энтузиазмом прежним», а переводчик переводит это выражение, используя уже свою метафору: «бежишь с такой же страстью дикой». То есть, как мы видим, здесь переводчик пытается опять внедрить свою метафору. Во-первых, к чему отсылает энтузиазм, и к чему отсылает страсть? Лексическая единица «энтузиазм» отсылает нас к состоянию воодушевления, восторга, исступления. А лексическая единица «страсть» указывает нам на ситуацию увлечённости человека кем-либо или чем-либо, сопровождающаяся глубокими, эмоциональными переживаниями. Итак, мы можем сказать, что это две разные ситуации. Во-вторых, в ТП метафора конкретизуется деталью «дикой». «Дикая страсть»: быть увлечённым кем-либо или чем-либо очень сильно, эмоциональные переживания, которые никак нельзя побороть. Как мы видим, в ТП метафора детализируется, поэтому мы можем сказать, что это индексально-иконический знак.

В тексте «Офелия», также метафора детализируется: «средь водорослей и лилий», появляется ещё один знак, который конкретизирует, не абстрагирует пространство, нежели в ТО, в котором пространство всегда абстрактно.

В тексте «Быть цветком», также происходит логическое объяснение метафор «Молча громоздятся (цветы) на решётку сада, на шпалеры », «так легко их прославлять без меры», что также подтверждает «эффект реальности», происходит локализация относительно точки пространства, в результате такой детализации, мы можем установить, что это индексально-иконический знак.

Таким образом, на лексическом уровне ТП, в отличие от ТО происходит детализация лексических единиц, логическое объяснение метафор. При сопоставлении этих текстов, мы вынуждены сказать, что референт ТО не сохраняется в ТП, тот вариант, который отображается в ТО, не соответствует ТП.

2.3.3 Грамматический уровень

Основным уровнем смыслопорождения в текстах Марии Павликовской-Ясножевской является грамматический уровень, в котором обычно противопоставляются имена и глаголы. Ведущую роль Мария Павликовская-Ясножевская отдаёт именам. На грамматическом уровне данные тексты выступают как символический знак. Мы можем лишь произвольно установить связь между грамматической единицей (знаком) и её референтом, т.к. знак не отсылает нас к конкретной точке времени (не происходит локализации относительно конкретной точки времени).

Важно отметить, что в текстах Марии Павликовской-Ясножевской употребляется вневременное настоящее, значением которого является время «вечное всегда».

Так, например, в стихотворении «Nike», М. Павликовская-Ясножевская использует глагол общего бытия «Ty jesteś jak». Речь о постоянной тождественности «неизлечимой любви» с Никой из Самофракии. Но здесь не идёт речь о том, когда именно это происходило, где происходило, поэтому мы можем лишь установить условную связь между данной грамматической единицей и её референтом, а, следовательно, это «символический» грамматический знак.

М. Павликовская-Ясножевская использует глаголы, но обычно все они несовершенного вида, они передают статичное действие.

Например, в «Ofelia»: «Ach długo jeszcze poleżę – Долго я буду лежать, используется глагол будущего времени несовершенного вида. Также возникает эффект «постоянства, вневременности», главная героиня лежала, лежит и будет лежать в стеклянной воде ещё долго. Мы не можем определить, сколько конкретно ей ещё лежать там, или сколько она там уже лежит, поэтому мы также можем сделать вывод о том, что это символический знак.

Такой же эффект можно проследить и в стихотворении «Być Kwiatem», здесь также употреблены глаголы несовершенного вида настоящего времени: «Rozkwitają, milczą» – расцветают, молчат, также возникает некое постоянство, они всегда молчат и всегда расцветают. Однако не упоминается, когда именно они расцветают и молчат, в результате чего мы снова получаем символический знак.

Как уже говорилось прежде, в текстах Марии Павликовской-Ясножевской очень часто используется глагол общего бытия, что ещё раз подтверждает, что все предметы мира существуют «всегда» и «везде».

В стихотворении «Mewa» употреблён глагол общего бытия: «Chy wciąż ta sama jestem»? – «Постоянно ли я всё ещё прежняя?». К глаголу добавляется немаловажный элемент «постоянно», который усиливает значение «всегда».

Важно сказать, что в текстах Марии Павликовской-Ясножевской главную роль играют имена, а не глаголы. Даже формально в её текстах намного больше имён. Именно именами моделируется пространство.

У Марии Павликовской-Ясножевской возникает абстрактное пространство, мы не видим у неё прикрепления к определённой точке на шкале времени и пространства. Все предметы существуют в рамках «всегда» и «везде».

На синтаксическом уровне, текст – это обычно форма одного предложения. Тем самым подчеркивается речь об одной ситуации. Модель предложения (сложное, или простое) уже говорит нам о том, простая это ситуация, или сложная. В тексте «List» изображена не простая ситуация: текст расчленён на несколько предложений, что подчёркивает сложность ситуации, в тексте происходит несколько действий, которые описаны в определённом порядке.

А, например, в «Mewa» изображена в большей степени ситуация нерасчленённая, отображается в простой синтаксической модели. Текст представляет собой единую ситуацию, все детали которой отсылают к одному состоянию (печали).

Мы видим, что в ТО ведущую позицию играют имена, которые моделируют пространство, то в ТП основная роль принадлежит глаголам, которые моделируют время. Для текстов М.Павликовской-Ясножевской характерна статичность, в её текстах, как уже говорилось выше, всё существует «всегда» и «везде».

Анализируя грамматический уровень переводов, получаем: ТП выступает как индексальный знак, так как мы можем определить момент в прошлом, в настоящем, в будущем. Грамматическая единица отсылает нас к точке времени, происходит момент локализации относительно точки времени.

Так, например, в стихотворении «Офелия»: «долго ещё цепенеть мне, плывя», переводчик вместо формы будущего времени «буду лежать», создаёт такое сочетание: статичное действие + объект àдинамичное действие (добавочное). В обоих случаях используется несовершенный вид, но только переводчик видоизменяет форму. Также он создаёт более суровую атмосферу, если в тексте оригинала субъект лишь лежит, т.е. пребывает в статичном состоянии, то в тексте перевода он не просто лежит, а цепенеет, кроме того ещё и «плывя», т.е. находится в динамичном состоянии в отличие от субъекта из текста оригинала.

Итак, здесь происходит конкретизация времени, время не показано с точки зрения «всегда», здесь субъект находится в настоящем времени, на данном этапе времени она спрашивает себя, долго ли ей ещё цепенеть, плывя средь водорослей и лилий.

Практически та же ситуация происходит в стихотворении «Быть цветком». Здесь мы видим глагол «движения»: «громоздиться», которого не наблюдаем в ТО, который придаёт динамичность тексту, чего мы также не замечаем в ТО. Данная грамматическая единица указывает нам на момент, происходящий в настоящем. Происходит локализация относительно точки времени. Если говорить о сопоставлении ТО и ТП, то в ТО, как говорилось выше, очень много глаголов общего бытия «есть», которые подчёркивают вневременность и эффект «постоянства». В ТП этих глаголов нет вообще, в ТП множество глаголов настоящего времени, действие происходит с субъектом в момент «сейчас», а не «всегда».

Говоря о степени референциальной прозрачности ТО, отметим, что тексты М. Павликовской-Ясножевской референциально непрозрачны: в них не происходит локализации высказывания в точках времени и пространства; предметы, отношения не детализируются.

В текстах Марии Павликовской-Ясножевской нет чётких, конкретных действующих лиц, в текстах описаны переживания женщины, ощущения окружающего мира, философские рассуждения на какую-либо тему. Описаны моменты, которые происходят с героиней, её чувства, мысли. Для М. Павликовской-Ясножевской важно указать, ни кто конкретно, и где конкретно, и когда конкретно, а что с этим «некто» происходит, какие чувства, эмоции он испытывает. Не возникает локализации субъекта: речь идёт о состоянии женщины вообще, и М. Павликовской-Ясножевской в частности.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5