Все о Японии

мастера и 60 учеников, которые работали под их руководством. Храмовые

архивы Хорюдзи упоминают о двух братьях скульпторах - иммигрантах из Китая:

Ци Пэн-хуэй и Ци Гу-хун, обучавших японцев своему мастерству.

3. Театр и музыка.

Между театральными жанрами японского происхождения и пришедшими в

Японию с материка существует живая связь. Как и в других областях культуры,

тесное взаимодействие самых различных жанров привело, с одной стороны, к

обогащению местной традиции новыми элементами, а с другой - к усвоению

чужеземным театром элементов японской традиции. Обстановка в Нара была для

этого особенно благоприятна: приверженность аристократии к чужеземной

культуре и, в свою очередь, стремление буддийских иммигрантов к ассимиляции

облегчали процесс объединения двух культур. Степень и прочность ассимиляции

зависели как от характера жанра, так и от его назначения. Нередки случаи,

когда, укоренившись на другой почве, театральный жанр меняет свой характер

и назначение. Весьма показательной в этом отношении является история

сравнительно недолговечного театра гигаку. Появившись в Японии в конце 7

в., гигаку стал одним из двух ведущих театральных жанров эпохи Нара. Гигаку

- своеобразная танцевальная драма, возникшая в Индии. Первоначально этот

древний ритуальный танец, исполняемый перед изображением божества вообще, а

затем - только перед изображением Будды. В нём средствами хореографии

воспроизводились отдельные эпизоды жития Будды. Из Индии эти танцы были

занесены в южнокитайское царство У (по-японски - Го), а оттуда в Корею. В 6

в. вместе с распространением буддизма танцевальная драма появляется в

Японии, где она и получает название сначала гогаку - «музыка Го», а затем

гигаку, т. е. «искусная (виртуозная) музыка». В 7 - 8 вв. существовало

более распространённое наименование гогаку - «курэ-но гаку», либо «курэ-но

утамаи», т. е. «музыка страны Курэ» (так японцы называли царство У).

Естественно, что на китайской и корейской почве характер этих представлений

изменяется. Вместе с этими представлениями в Японии появляются и маски.

Вопрос о происхождении и характере японских театральных масок, в частности

масок гигаку, принадлежит к числу трудных и маловыясненных. Впрочем, это

касается всех вопросов, связанных с развитием японского театра в древности.

Ссылаясь на самый древний и солидный источник по истории гигаку -

«Кёкунсё», анонимное сочинение о музыке и театре, написанное в 1233 г.,

известный японский искусствовед Нома Сэйроку в специальной монографии,

посвящённоой японским театральным маскам, утверждает, что уже в 6 в. маски

всех главных персонажей гигаку были завезены в Японию с материка. Он

считает, что иммигрировавшие в середине 6 в. в Японию члены царского рода У

привезли с собой музыкальные инструменты и маски. Первое упоминание театра

гигаку относится к 612 г. В 22-м разделе «Нихонги» говорится: «...Муж из

Пэкче по имени Мимаси прибыл (в 612 г.) в Японию. Он сказал, что за время

пребывания в Го (У - Южный Китай) постиг там их искусство музыки и танца.

Мимаси был поселён в Сакураи, куда были собраны юноши, чтобы научиться у

него этому искусству. С тех пор его ученики Ману-но Обито и Сэйбун-но

Аябито, перенявшие искусство у Мимаси, без труда передавали его своим

ученикам». Встретив горячий приём при дворе Сётоку-Тайси, при

покровительстве которого во дворце рода Сакурай в Нара была создана школа

гигаку, откуда танцоров рассылали по всем буддийским храмам Японии,

представления гигаку стали в 7 - 8 вв. непременной частью буддийских

храмовых праздников и очень популярным придворным развлечением. Наряду с

гигаку существовала и другая форма театрального представления - бугаку

(букв. «и танец и музыка»). Бугаку был занесён в Японию немного позднее

гигаку и также через Китай. Бугаку, как и гигаку, находился вначале под

личным покровительством Сётоку-Тайси, а затем и других правителей.

Просхождение бугаку таково. В 6 -8 вв. в столице танского Китая большой

популярностью пользовались музыка и танцы различных народов, с которыми

связана была эта могущественная держава. После основания императором Сюнь

Цзуном музыкальной академии «Грушевый сад» и школы танцев «Двор весны» были

унифицированы музыка 14 стран и танцевальная техника 8 стран. Всё это и

было названо «иностранной музыкой». Из Чанъаня этот жанр перекочевал в Нара

под названием бугаку. Согласно японской традиции к концу 7 - началу 8 в.

относится основание Гагаку-рё - дворцового управления, которое следило за

исполнением классической китайской музыки и танца. Гагаку-рё подчинялось

одному из восьми установленных реформой Тайка (649 г.) ведомств - Дзибусё,

т. е. ведомству, контролировавшему деятельность, связанную с различного

рода церемониями - брачными, траурными, похоронными, - надзиравшему за

императорскими могилами, ведавшему генеалогией и наследством, приёмом

иностранцев, театром, музыкой и т. д. Во 2-й луне 701 г. был опубликован

свод законов «Тайхо Рицурё», который устанавливал так называемую систему

утарё. По этой системе в Гагаку-рё был учреждён особый штат учителей

танцев, пения и музыки для подготовки музыкантов и танцоров. Учителей пения

должно было быть 4, певцов-сказителей (утабито, или кадзин) - 30, учителей

танцев - 4, танцовщиц - 100, учителей игры на флейте - 2 и флейтистов,

играющих на фуэ (японская флейта), - 6, учителей теории китайской музыки -

12, учеников - 60. Вскоре число учителей китайской музыки достигло 30, а

учеников - свыше 120. Представления бугаку продолжали подразделяться по

«стилям», получившим название по стране, откуда они были заимствованы:

тогаку - китайский, корайгаку и сирайгаку - корейский, боккайгаку -

бохайский, тэндзюкугаку - индийский, ринъюгаку - индокитайский. Наибольшей

популярностью в 8 в. пользовались представления китайского и индийского

стилей, а также стиля, приписываемого народам Средней Азии, объединённые

под общим названием са-май (букв. «левый танец»). Представления корейского

и бохайского стилей были объединены под названием у-май («правый танец»).

Происхождение масок бугаку довольно спорно. Нома Сэйроку полагает, что

некоторые маски были заимствованы с Цейлона, из Индии, Индокитая, с Явы.

Однако в своей монографии он не занимается специальным анализом этого

вопроса. Другие специалисты, такие, как К. Бауэр и Т. Суда, считают, что в

отдельных случаях в театре бугаку использовались некоторые маски гигаку. К

сожалению, оба автора не задавались целью сопоставить два театральных

жанра, почти одновременно появляющихся в Японии под эгидой буддийской

церкви, и поэтому ограничились лишь вскользь сделанными замечаниями.

Выяснение этой проблемы помогло бы пролить свет на развитие в условиях

Японии обоих заимствованных извне жанров. Заканчивая беглый обзор

театральных форм древней Японии, необходимо упомянуть о наиболее интересном

с точки зрения его дальнейшего развития театральном жанре, зародившемся в

период Нара. Это - прямой предшественник японской драмы Но, так называемый

саругаку. Буквально «саругаку» значит «игра обезьян», или «обезьянничанье».

Такое смешанное представление, составленное из комических сценок,

своеобразных скетчей, жонглёрских игр и акробатических трюков, поединков

силачей, а также исполнения под аккомпанемент бива эпических песен о богах

и героях, начиная с 8 в. приобретает всё бoльшую популярность. В отличие от

бугаку и даже гигаку представления саругаку с самого возникновения были

сугубо светского характера. Очень скоро саругаку превратились в одно из

самых любимых развлечений жителей Нара. По традиции, принятой японскими и

западными театроведами, считается, что, так же как и два предыдущих жанра,

саругаку появился в подражание китайскому жанру - санъюэ (в 7 - 10 вв.

«санъюэ» произносилось как «сангак»). В начале 8 в. в Японии по образцу

существующей с конца 7 в. китайской закрытой школы музыки, танца и

акробатики было создано правительственное ведомство саругаку, так

называемое саругаку-то. Ведомство это, во главе которого были поставлены

китайские артисты, существовало до 782 г., выполняя функции обучения

актёров и устройства представлений саругаку. Японский придворный оркестр

создавался по образцу придворного оркестра Чанъаня. По свидетельству

китайских источников, в оркестре чанъаньского двора насчитывалось в эпоху

Тан более 500 инструментов: 120 - типа арфы, 180 щипковых - типа лютни, 40

флейт, 200 духовых оргaнов (шэн), 20 гобоев; различные барабаны, колокола и

гонги, среди которых встречаются и самые древние инструменты - каменные

гонги. К 7 и началу 8 в. относится формирование японской музыкальной и

театральной системы. Первоначально существовало подразделение на китайский

музыкальный «стиль» (южнокитайский - гогаку и танский - тогаку), корейский

(санкангаку трёх корейских государств - Сираги, Кудара и Кома) и японский

(вагаку). Музыкантов гогаку (учителей и учащихся) насчитывалось 42,

музыкантов стиля тогаку - 144, музыкантов корейского стиля - 72,

инструменталистов, певцов и танцоров японского стиля вагаку - 250.

Инструментальная музыка так называемых китайского и отчасти корейского

«стилей» и образовала гагаку (торжественная музыка). В 7 - 8 вв. гагаку

исполняется во время многочисленных богослужений в буддийских храмах и во

время придворных церемоний. Очень скоро в гагаку были включены отдельные

вокальные номера вагаку со своей ладовой системой. В 7 и особенно в 8 в.

музыка и танцы Китая и Кореи - с одной стороны, и Индии и Индокитая - с

другой, играют ведущую роль в представлениях бугаку. Первое упоминание о

прибытии чужеземных музыкантов содержится в «Нихонги» под 554 г., где

говорится о том, что в тот год в Японию прибыли из Кудара четыре музыканта.

В 7 и 8 вв. китайские и корейские музыканты всё чаще приглашаются на службу

в Японию. Теория гагаку заимствована в основном из китайской философии и

литературы, одним из элементов которых была и музыкальная теория. Как и в

Китае, теория китаизированной музыки в Японии базировалась на широко

распространённом в странах Древнего Востока принципе признания определяющей

роли единого звука, т. е. звука, взятого в отдельности. В этом заключается

коренное отличие теории музыки большинства стран Древнего Востока и

античной Европы, в которых главенствующая роль отводится соотношению

звуков. Китайская музыкальная система люй проникает в Японию вместе с

китайской философией и литературой в 6 в. Знакомство с системой люй

считалось обязательным для каждого учёного, принадлежащего к «китайской

школе». Японская музыкальная теория, усиленно разрабатываемая в течение

всего 8 в., окончательно оформляется только в 9 в., хотя музыкальные каноны

складываются в общих чертах уже в 8 в. Но в 9 в. они были систематизированы

теоретиками-исполнителями, входившими в ведомство гагаку-рё. Наряду со

звукорядом чисто японского происхождения, положенным в основу вокально-

хоровой музыки гагаку - сайбагаку, в основу инструментальной музыки гагаку

лёг звукоряд, развившийся из системы люй. Помимо системы люй с её

специфическим звукорядом в 8 в. в японской ритуальной музыке гагаку

появляется (через страны Юго-Восточной Азии - Вьетнам и Камбоджу) и

индийская музыка, основанная на так называемом звукоряде рага. В 736 г. из

Вьетнама в Японию прибыли несколько буддийских учёных. Они и начали обучать

своим танцам и музыке. По свидетельству японских источников, в 763 г. во

время придворного праздника в Нара впервые исполнялась музыка Южного

Вьетнама (Тямпа), музыкальный стиль которой впоследствии, спустя примерно

400 лет, также был ассимилирован китайским стилем. Таким образом, японская

музыкальная теория наследует и развивает применительно к местным условиям

возникшее прежде на материке направление, которое привело в итоге к

своеобразному синтезу различных музыкальных и театральных форм. Процесс

этот, начавшийся в Японии в 8 в., шёл там несколько активнее и быстрее, чем

на материке, что вообще характерно для развития японского искусства в

целом. Даже при беглом, предварительном знакомстве с характером японской

музыки и театра 7 - 8 вв. обнаруживается присущая всей культуре этого

периода особенность, которая заключается в своеобразном сочетании молодой

японской культуры и многовековой культуры Китая, Восточного Туркестана и

Средней Азии.

4. Хайку.

Хайку – жанр и форма японской поэзии. Представляет собой трёхстишье,

состоящее из строк в 5 – 7 – 5 слогов. В своём становлении хайку проходит

несколько этапов: от комического жанра в 16 веке, до превращения его в

ведущий жанр японской поэзии (Басе и другие). Хайку занимает важное место в

современной японской поэзии.

с о в р е м е н н ы е

я п о н с к и е

х а й к у

(на основе сборника "Поэты хайку эпохи Сева, 1926-1989", перевод Андрея

Замилова)

ХИНО Соудзе (1901-1956)

Красавиц

Не видно.

Весна – бледна.

Прохладно…

Якорь поднимает

Лодка. Ночь.

Серебряная ложка

В чай нырнула.

Осень. Вечер.

Гавань.

Название судна читаю…

В луне.

На море шторм.

Непотопляема

Одна луна.

Водопадик

Зябко – зябко

Падает на алый клён.

Изредка облако

Тихо от гор

Отдаляется.

Вот что-то вянет,

Что-то зеленеет…

В тиши деньской.

В кромешной тьме

Под присмотром Венеры

Сплю.

Все в хлопотах,

Глаз не сомкнёт жена.

И в прошлый год,… и в этот.

Линзу очков

Ослепшего глаза

И ту протираю!

Харахато Сэйто ( род. 1905)

Прохлада водопада

Жива в глазах

Мутнеющих.

Влезает в черны рукава

Отца святого

Наш котенок.

Груш лепестки опадают –

Сором становятся бренным

В комнате матери.

Каштан недоспелый.

Полунагая девица

И в зеркале небо.

Луга.

Насколько хватает глаз…

В обеденном сне.

На леднике

Нет цветочницы,

Где должен я купить цветы.

Глава III: Сексуальная культура.

1. Гомосексуализм.

В японском фольклоре издавна утверждалось, что мужская гомосексуальность

была в стародавние времена принесена в страну из Китая вместе с другими

культурными заимствованиями. Согласно одной легенде, гомосексуальность

"привез" в Японию в девятом веке буддистский монах Кукаи. Хотя с однополой

любовью в Японии наверняка были знакомы и до возвращения Кукаи из его

путешествия в Китай, точно так же, как были с ней знакомы во всех известных

культурах, однако до десятого века нашей эры свидетельств об этом очень

мало1. Но известно, что, начиная с тринадцатого века, традиции однополой

любви прочно укоренились в японских буддистских монастырях. Формально

религиозные предписания запрещали монахам любую сексуальную активность.

Однако многие буддистские монахи считали однополую связь меньшим грехом по

сравнению с гетеросексуальным сношением. Подразумевалось, что женщины -

существа изначально "нечистые", и, согласно конфуцианскому учению о Инь и

Ян, слишком многочисленные сексуальные контакты с женщинами могли снизить

духовную энергию монаха, а потому были крайне нежелательны. Наоборот,

гомосексуальное сношение не влекло за собой потери жизненно важной мужской

сущности Ян. Ни конфуцианство (тоже завезенное из Китая), ни исконно

японский синтоизм не порицали однополые связи, так что буддизм легко принял

такую практику. Ее считали приемлемой отдушиной для монашеских желаний1.

Как видим, нет ничего странного в том, что именно буддистскому монаху

приписывают "занесение" гомосексуальности в Японию.

Гомосексуальные отношения в буддистских монастырях Японии имели и

педагогическую подоплеку2. Как правило, в обмен на эмоциональную и

физическую близость монах брал на себя ответственность за религиозное

образование и общее благополучие более молодого служителя. В сексуальной

практике монахи предпочитали анальное сношение, причем старший партнер

выбирал для себя активную роль. Юные монахи нередко носили женскую одежду,

не пренебрегали косметикой и духами, делали соответствующие прически. По

всей видимости, основой подобной монашеской гомосексуальности все же был,

по крайней мере, частично, запрет на общение с женщинами.

В четырнадцатом веке к однополой любви приобщились воины-самураи1. Как

и в случае с монахами, такие связи в среде самураев были жестко определены

возрастом партнеров, старший партнер при анальном сношении точно так же

присваивал исключительно активную роль.

В конце 16 века Япония стала единым государством. Этот процесс

сопровождался резким ростом населения в крупных японских городах и быстрым

развитием буржуазии. С ростом новых классов возникли и новые традиции

однополой любви. Теперь они основывались на коммерческой перспективности

мужской гомосексуальности. В то время тысячи японцев переселялись из

маленьких деревушек в города, и там знакомились, быть может, впервые, с

нормами сексуального общения между мужчинами - с теми нормами, которые

практиковались правящими классами. Так высшее общество дало расцветающей

буржуазии пример для подражания. Преемственность значительно облегчалась

тем, что в новых быстро растущих городах женщин было значительно меньше,

чем мужчин, и гетеросексуальные отношения были поэтому доступны не всем.

Результатом такого довольно необычного стечения обстоятельств стало

безбрежное развитие проституции - как женской, так и мужской.

Секс - все равно, с мужчиной или с женщиной - ни в одной из

влиятельных в Японии религиозных систем не считался греховным. Почти до

самого конца девятнадцатого века в высших классах японского общества, по

крайней мере в городах, однополые связи неофициально считались вполне

приемлемыми. Гомосексуальные отношения были настолько распространены, что

стоило бы поинтересоваться не почему данный мужчина заводил любовников, но,

скорее, почему он не делал этого.

Так продолжалось до конца 19 века, пока очередной японский император

не решил провести реформы и переустроить японское общество по западному

образцу. В числе прочих новшеств привнесено было и западное отношение к

гомосексуальности, которую решительно, хотя и неудачно, объявили вне

закона3. Конечно, однополые связи возникали и в это время, правда, теперь

их приходилось скрывать.

Кстати сказать, исторических документов, рассказывающих о лесбиянках в

Японии, почти нет. Отчасти в этом виновато приниженное положение женщин в

традиционном японском обществе.

Совершенно очевидно, что гомосексуальность для японцев - явление

далеко не новое. Кроме исторических документов, намеки на нее можно

обнаружить в японском театральном искусстве но и кабуки4; в гравюрах,

акварелях и в японской литературе. Влияние установившейся гомосексуальной

традиции очевидно и в современной японской беллетристике (например, у Юкио

Мисима "Запрещенные цвета" и Ясунари Кавабата "Красота и печаль").

Однополые связи в современной Японии не запрещены. Существуют и организации

геев и лесбиянок, и соответствующая сфера услуг для постоянных клиентов.

Таким образом, гомосексуальность в Японии есть, а особых юридических

запретов на нее нет. Тем не менее, отсутствие законодательства,

запрещающего гомосексуальность - это, в некотором роде, иллюзия. В Японии

большую силу имеют не столько основанные на законе предписания, сколько

общественные традиции, которые поддерживаются представлениями о долге,

чести и обязательствах перед семьей. По традиции, главная ценность японца

для общества заключается не в его индивидуальных особенностях, а в

способности к подчинению и похожести на других5.

В Японии, в отличие от западных стран, общество часто влияет на

поведение человека сильнее, чем закон.

Личное несогласие с принятыми порядками и прочие недоразумения у

японцев принято устранять не борьбой сторон до победного конца, а поиском

компромисса, причем в дальнейшем все отражается в японском

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8