Основы философских знаний

вещи. Гносеология, стало быть, сливается воедино с онтологией. В связи с

этим его система получила название "объективный идеализм" в противовес

"субъективному идеализму" Беркли.

Таким образом, вещи существуют благодаря тому, что они есть

"материализованные понятия". Но эти понятия обладают способностью к

изменению, саморазвитию. Источником последнего, по Гегелю, являются

диалектические противоречия (с этим понятием мы познакомимся в тринадцатой

главе).

Абсолютная идея

При создании системы, призванной объяснить возникновение и сущность

видимого мира, самой сложной задачей является проблема начала. С чего

начинать? Гегель решает эту задачу следующим образом (ход мысли философа

поначалу шокирует неподготовленное мышление, поэтому наберёмся терпения).

Представьте себе, хотя это нелегко, что в мире ещё ничего нет, то есть

нет самого мира. Нет ни одной вещи; нет даже пространства и времени.

Ничего. Но это "ничего", однако, существует, что бесспорно. Эта абсолютная

пустота, ничто, нуль — "пустое бытие", то есть "бытие небытия". Гегель

называет его "неопределённое бытие".

Кажется, что с этой точки Невозможно сдвинуться, ибо из ничего не

может родиться что-то. Но послушаем дальше. Дело в том, что неопределённое

бытие есть мысль. Мысль совершенно пустая. Чья мысль? — спросит читатель. —

Ничья! О чём мысль? — Ни о чём! Где она находится? — Нигде! Эту абсолютно

пустую мысль Гегель называет "абсолютная идея" (мировой дух). Абсолютная в

том смысле, что она абсолютно не обладает какими-либо характеристиками

кроме того, что она — мысль.

Поскольку же она — мысль, идея однажды как бы просыпается и

обнаруживает собственное существование: "Я — есть"(в словечке "однажды"

читатель может заметить логический "прокол": этим словом Гегель неявно

вводит время, которого, по условию, ещё нет). Таким образом, мысль

раздваивается на "просто мысль" и "мысль о себе самой". Стало быть, уже

есть две мысли. Из двух же мыслей может родиться третья, что и происходит:

появляется понятие становления, как единства бытия и небытия. Из ничего

возникает нечто; бытие становится определённым[1].

Система Гегеля

Таким образом, абсолютная идея начинает долгий путь самопознания своих

возможностей, первый этап которого — логика, развитие чистой мысли.

Абсолютная идея как бы спрашивает себя: "Что я есть? Что я могу? В чём моя

суетность?". Не удовлетворяясь игрой в чистые понятия и желая иметь "место"

и "длительность", она превращается в пространство и время. Далее происходит

материализация идеи — овеществление выработанных ранее понятий: возникает

неживая материя ("окаменелый интеллект"). Из неживой субстанции появляется

живая. На основе живой материи возникает человек и человеческое общество.

Развиваясь, общество рождает государство — высшую ступень мирового духа, по

мнению Гегеля. В лоне государства возникает философия как попытка

субъективного осмысления объективного саморазвития абсолютной идеи. В лице

философов она всё больше приближается к пониманию собственной сущности.

Эволюция философии в конце концов приводит к появлению философской системы

Гегеля, которая, наконец, даёт исчерпывающее объяснение — откуда и как всё

возникло, и почему это "всё" именно таково. Абсолютная идея, образно

говоря, теперь может передохнуть и удовлетворённо сказать себе устами

философа: "Я прошла все ступени развития, стала всем, чем могла стать,

разобралась в своей собственной сущности". Круг замкнулся (см. рис. 4).

[pic]

Рис. 4

Этапы развития абсолютной идеи

Можно представить себе интеллектуальный восторг философа, завершившего

в четырнадцати томах сочинений свой грандиозный замысел. И было чем

гордиться: подобной энциклопедической системы философского знания, в

которой логика бытия сливается воедино с логики познания, история ещё не

знала. Осознание сделанного, видимо, привело Гегеля к мысли,

противоположной сдержанной позиции Канта относительно возможностей науки. В

трудах Гегеля явственно прослеживается идея: нет ничего более высокого и

значимого, нежели научная истина; стало быть, она выше морали.

Конечно, в системе Гегеля много мистического, особенно на первых её

ступенях. Кроме того, философ подводит нас к мысли, что на его учении

дальнейшее развитие философии как бы прекращается; всё объяснено, и другим

философам остаётся только осмысливать сделанное Гегелем.

Метод Гегеля

Но если мы обратим внимание на следующие после пространства и времени

этапы саморазвития мирового духа, то увидим, что они легко согласуются с

естественнонаучной картиной мира. Правда, в заключительных стадиях системы

Гегель вступает в противоречие с самим собой: если всё в мире находится в

непрерывном изменении и развитии, то почему в таком случае философские

вопросы он объявляет окончательно решенными? И практика жизни показывает,

что развитие философии после Гегеля не остановилось. Однако не это главное.

Основная и великая заслуга философа заключается в том, что, строя свою

систему, он разработал чрезвычайно эффективный метод познания — диалектику.

Действительно, "строительные леса" гегелевского учения оказались намного

ценнее построенного с их помощью "здания". Гегель не только сформулировал

три закона диалектики, но и применил их практически ко всем основным

областям человеческой деятельности. С содержанием этих законов мы

познакомимся в главе, посвященной методам познания.

Европа в XIX веке

В первой половине XIX в. в Европе продолжался процесс первоначального

накопления капитала. Эту стадию развития капитализма характеризуют

жестокая эксплуатация, широкое использование более дешёвого женского и

детского труда, чрезвычайно низкая заработная плата. Положение рабочего

класса было исключительно тяжёлым. Социально-экономические процессы,

происходившие в это время, подробно описаны Марксом в "Капитале", где он,

используя диалектический метод Гегеля блестяще объяснил "тайну" прибавочной

стоимости и показал товарный характер рабочей силы.

Однако во второй половине XIX в. ситуация начинает меняться. Развитие

промышленного производства привело к тому, что предложение на рынке товаров

всё больше стало опережать спрос. Начались кризисы перепроизводства.

Главной их причиной была низкая покупательная способность населения.

Рабочие, составляющие основную часть городского населения, получали за свой

труд столь мало, что не могли позволить себе делать покупки за пределами

минимальных потребностей.

В этих условиях перед предпринимателями во весь рост встала

альтернатива: либо сворачивать производство и разоряться, либо, напротив,

расширять его, сопровождая это повышением заработной платы, дабы население

могло покупать товары. Естественно, был избран второй путь. Стало быть,

предприниматели оказались вынужденными "поделиться" с рабочими, прежде

всего наиболее квалифицированными (позже эту часть рабочего класса

революционеры назовут "рабочей аристократией", "подкупленной" буржуазией),

частью своих прибылей. Этот шаг был продиктован не какими-либо абстрактными

соображениями гуманности или страхом перед революцией, а конкретной

экономической целесообразностью. В противном случае владельцев фабрик и

заводов ожидала "закупорка сосудов" в системе оборота капитала, другими

словами — банкротство.

Именно в это интересное и непростое время, время перехода от стадии

хищнического накопления капитала к стадии, скажем так, более

цивилизованного капитализма, выпало жить и творить Карлу Марксу.

Социология Маркса

Маркса трудно назвать философом в строгом смысле этого слова. Он был

скорее экономистом, социологом, политологом. Мощный ум этого незаурядного

человека впитал массу идей, добытых предшественниками в анализе

общественной жизни. Среди них прежде всего нужно назвать идею обвинения

частной собственности на средства производства, выдвинутую французским

просветителем Жан Жаком Руссо.

Первобытное общество Руссо называл "золотым веком" человечества

("первобытный коммунизм"). Он длился, пока не нашёлся кто-то, кто

воскликнул: "Это — моё!". И люди, вместо того, чтобы ударить его по рукам и

образумить, сами начали растаскивать общее добро. Частная собственность,

считал Руссо, стала, причиной социальных пороков. Именно она сделала людей

алчными, жестокими, коварными.

Отсюда — вывод: если мы хотим вернуть людям изначальное благородство

души и чистоту помыслов, надо уничтожить частную собственность. Частная же

собственность не может быть отдана добровольно. Отсюда — марксова идея

социалистической революции, диктатуры пролетариата, которая (идея) стала

главным теоретическим выводом "Капитала".

Оппоненты Маркса предостерегали его: этот путь означает насилие,

кровь, гражданскую войну; могут погибнуть миллионы людей; стало быть,

призывы к диктатуре безнравственны, бесчеловечны. На что Маркс — один из

радикальнейших учеников Гегеля — отвечал, что научная истина выше морали;

если научный анализ приводит нас к конкретным выводам, то надо твёрдо

следовать им, не оглядываясь на размягчающие волю соображения. При этом сам

Маркс и его фанатичные ученики ни на йоту не сомневались в истинности своих

выводов, не допускали мысли, что они, может быть, кое в чём заблуждаются.

Предостережения Канта не были приняты во внимание. "Мы научимся

предсказывать революции с такой же точностью, с какой наука предсказывает

лунные затмения!", — вот самонадеянный лозунг Маркса.

Европа развивается не по Марксу

Свобода частного предпринимательства и экономическая инициатива

личности, не подавляемые структурами социального контроля в западном мире,

всё более избавлялись от негативных черт, присущих им на ранних ступенях

накопления капитала. Трагедия наиболее ортодоксальных последователей учения

Маркса об уничтожении частной собственности заключалась в том, что лежащие

на поверхности и ужасающие всякого морально здорового исследователя

социальные язвы раннего капитализма были восприняты как неизбежные

спутники, атрибуты частного предпринимательства вообще. Эти язвы были

расценены как убедительные доказательства бесперспективности данного

общественного строя; как признаки его скорой гибели. "Детские болезни"

капитализма были ошибочно диагностированы как старческая дряхлость со

скорым летальным исходом. Умирающий социальный организм требовалось лишь

подтолкнуть в могилу объединёнными усилиями пролетариев.

Таким образом, положительное в частной собственности и конкуренции,

заключающееся в том, что без реальной экономической свободы индивида не

может быть никаких других свобод — мысль почти тривиальная в наши дни, хотя

и не отрицалось начисто, но было явно недооценено.

Некоторые ученики Маркса заметили новые тенденции. В их работах

появились предостережения, что капитализм "уже не тот", что прогнозы не

оправдываются. Проанализировав статистику промышленного развития Германии и

Франции, Бернштейн показал, что число собственников средств производства,

вопреки предсказаниям Маркса, не уменьшается, а увеличивается; что средний

класс не исчезает, а, наоборот, растет; что доходы рабочих повысились

настолько, что многие стали делать сбережения и даже открывать своё дело.

Интересы рабочих, заключил он, теперь более дифференцированы, чем

прежде, а развивающиеся рабочие товарищества (кооперативы) демонстрируют

уже "социалистическую собственность", которая становится более эффективной,

нежели частная.

На основании своего анализа он пришёл к выводу, что темпы эволюции

капитализма к гибели оказались "гораздо медленнее", если последняя "вообще

не уходит в бесконечность". Бернштейн предложил вообще отказаться от самой

идеи экспроприации, насильственного захвата власти, диктатуры пролетариата.

"Захотят ли рабочие экспроприации, к которой вы стремитесь? Ведь им уже

есть что терять," — поставил он вопрос перед социал-демократами[2].

Надо ли подробно говорить о реакции последних на предложения

Бернштейна? Оппортунист, ренегат (предатель), разучившийся мыслить, — вот

ещё не самые злые эпитеты в его адрес. Между тем, историческая практика

подтвердила высказанные им идеи, и это делает ему честь как исследователю,

нарисовавшему основные черты процесса, когда его контуры только намечались.

Основные ошибки и уроки

Объективно говоря, предостережения и не могли быть восприняты в то

время. Слишком велик был энтузиазм революционеров, слишком "железной"

казалась логика выводов о перспективах классовой борьбы, а отрезвляющие

уроки "реального социализма" были ещё впереди.

Историческая практика показала, что многие теоретические построения

Маркса не выдержали испытания временем. Сюда входят и вывод о необходимости

уничтожить частную собственность, и преувеличение роли классовой борьбы в

развитии общества, и учение об особой, мессианской роли пролетариата и его

диктатуры, и теория классовой природы государства вместе с выводом о его

неизбежном отмирании. В конечном счёте утопичной оказалась сама идея

коммунизма, в не меньшей степени, чем теории социалистов-утопистов, которые

Маркс в своё время с таким азартом критиковал.

Одним из главных уроков всего этого оказался вывод, что власть народа,

когда личность подавлена и превращена, в "навоз истории", есть величайшая

фикция и ложь, ведущая к мрачной диктатуре. Не может быть свободным народ,

если каждый отдельный его представитель унижен, оскорблен и несвободен.

Другой урок — осознание того, что традиционно-шаблонная теория

общественного прогресса, где каждое последующее состояние общества

считается целью всей предыдущей истории; где, якобы, действуют строгие

законы, выводящие одно состояние общества из другого, — не более чем

фантазия самоуверенного автора. История совсем не похожа на процесс, где

все народы, как хорошо обученные роты солдат, проходят одни и те же этапы

развития и заканчивают той стадией, которую предначертал им установитель

схемы.

Ещё один урок — недопустимость насилия в любых его формах, какими бы

заманчивыми и благородными целями оно не пыталось оправдаться. Это реально

лишь в том случае, если меньшинство не подавляется, не преследуется, не

загоняется в угол, а имеет правовые гарантии стоять на своих позициях,

легально распространять свои взгляды, завоёвывать общественное мнение. Но

уважение к меньшинству невозможно без уважения к индивиду, без признания

прав личности на равенство с институтами власти. Если общество таково, что

отдельный человек в его структуре ничтожен, то меньшинство бесправно. Если

меньшинство бесправно, то естественное развитие замирает, ибо генератором

новых идей всегда является именно меньшинство. Если развитие замирает, то

большинство превращается в силу, уничтожающую не только меньшинство, но и

самоё себя. Трагическим финалом такого "развития" может быть только гибель

нации.

Глава 7. РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Русская философия начинает отсчёт своего существования примерно с X в.

н.э. История сохранила имя первого древнерусского философа — киевского

митрополита Илариона, главной идеей которого была мысль о включенности

русской земли в общемировой процесс "торжества божественного света"

(имелось в виду учение Христа, противопоставляемое "тьме язычества"). Сразу

же возникает вопрос о причинах такого явного отставания в формировании

философии у русских по сравнению с другими народами, тем более, что долгие

века русская философия, если судить строго, не была, собственно, "русской",

а была в основном заимствованной.

Немного истории

Дело заключается прежде всего в исторической молодости нашей нации.

Климатические условия на родине наших далёких предков изначально были столь

суровы, что заселение земель, названных уже в наше время "европейская часть

СССР", началось лишь тогда, когда у народов Среднего и Ближнего Востока уже

Давно была своя государственность, письменность и довольно высокая

культура. Достаточно сказать, что ко времени крещения Киевской Руси в 988

г. на этих обширнейших землях проживало немногим более трёх миллионов

человек.

Заселение этих территорий происходило за счёт миграционных потоков с

востока и с юга, В результате образовались кочевые племена, занимавшиеся в

основном скотоводством. В трудах древнегреческих историков их называли

"венеды", затем — "анты". "Славяне" — это уже самоназвание наших предков

(сначала было "словяне" — от "словные", то есть говорящие на своём

наречии).

В результате христианизации Руси активно началось культурное

приобщение славян к более цивилизованным соседям. В начале XI в. в Киеве

уже действовала первая "высшая школа", курируемая князем Ярославом Мудрым.

Десятки переводчиков, а это были самые образованные люди своего времени,

денно и нощно трудились, перелагая на старославянский лучшие в Европе книги

по всемирной истории, философии, географии, космогонии, богословию.

Одновременно вырабатывалась новая научная лексика, поскольку для многих

понятий просто не было в языке подходящих терминов.

Качество преподавания в Киевской школе высшего учения было настолько

высоким, что в неё не гнушались посылать своих отпрысков для прохождения

наук норвежские, шведские, датские и венгерские монархи. В школе изучалась

древнегреческая философия, знакомство с которой произошло благодаря связям

с Византией (поэтому начальный этап приобщения Руси к мировой философской

мысли получил название "византийский"). Трудно сказать, каких бы высот

достигло развитие образования на Руси, включая философское, если бы не

беда, обрушившаяся на нашу землю — нашествие монголо-татар, затормозившее

все сферы общественного прогресса чуть ли не на триста лет.

В XVII-XVIII вв. в первых российских университетах изучались в

основном, наряду с греческими, французские авторы, что объяснялось тесными

связями с Францией. При этом, с основанием в 1765 г. Московского

университета, философию в нашей стране начинают преподавать на русском

языке (прежде это делалось на латинском).

В XIX в. в центре внимания российских философов была интерпретация

текстов классических немецких философов, прежде всего — Канта. И лишь

начиная со второй половины XIX в., и в начале XX в. русская философия

становится, наконец, оригинальной и самостоятельной. Во весь голос заявили

о себе, привлекая внимание всей образованной Европы, такие мыслители, как

П.Л. Чаадаев и Н.Г. Чернышевский, Вл.С. Соловьев и Н.Ф. Федоров, Ф.М.

Достоевский и Л.Н. Толстой, Н.А. Бердяев и П.А. Флоренский, И.О. Лосский и

И.А. Ильин, В.И. Вернадский и К.Э. Циолковский.

Религиозная философия

В русской философии сложилось несколько направлений. Одно из них,

привлекшее наибольшее внимание мировой философской мысли, — религиозно-

философское. Была предпринята попытка, оказавшаяся в целом удачной,

гармонического соединения философии (преимущественно идеалистического

характера) и православной религии. Представителями этого направления

западная философия была оценена как слишком рационалистическая,

акцентирующая внимание в большей степени на познании природы, нежели на

исследование внутреннего мира человека.

В основу русской религиозной философии была положена идея приоритета

христианской нравственности перед всеми остальными принципами, а также идея

"всеединства", призывающая народы к отказу от конфронтации и недоверия друг

к другу. При этом русские мыслители ориентировали философию не на борьбу с

религией, и не на соперничество с естественными науками в познании мира, а

на триединый союз между всеми ними. Истинное знание, писал Вл. Соловьев,

возможно лишь в результате синтеза теологии, философии и опытных наук; в

основу же этого синтеза следует положить нравственное начало. Без него

любая область человеческого духа, предостерегает философ, превращается в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18