Проблемы приватизации

экономикой. Она представляет собой достаточно сложное явление, вокруг

которого идут серьезные научные дискуссии. В общем можно отметить, что в

мировой экономической науке термин "теневая экономика" и его синонимы

объединяет по крайней мере четыре разных явления, имеющих некоторые общие

черты. Формальным критерием выделения теневой экономики, является тот

факт, что она не находит отражения в национальных системах экономической

статистики. Очень важным свойством теневой экономики является то, что она

использует практически исключительно наличные деньги.

Прежде всего это экономическая деятельность внутри домашнего

хозяйства. Традиционно в СССР под ней понимались сферы деятельности,

которые в рыночной экономике таковыми не являются, и на первом этапе

перестройки именно она впервые получила поддержку со стороны государства.

Но даже в расширенном понимании этого понятия, включая и индивидуальную

трудовую деятельность, представляется, что этот сегмент не принимал

существенного участия в создании класса новых собственников в России в

связи с предшествующей и идущей параллельно приватизации гиперинфляцией,

которая наиболее серьезный удар нанесла именно мелким собственникам.

Далее идет криминальная экономическая деятельность: контрабанда,

торговля наркотиками, проституция, в известном смысле рекет. Согласно

информации из МВД РФ, например, солнцевская преступная группировка

активно инвестировала средства, полученные от криминальной деятельности в

приватизацию, главным образом, в сфере услуг, строительства и пищевой

промышленности. К 1993 г. 40% оборота товаров и услуг в России, по оценке

МВД, контролировала организованная преступность. Она не могла бы этого

сделать без активного участия в приватизации.

Наконец, очень важную роль сыграли в появлении новой буржуазии в

России и так называемые традиционные "теневики", то есть представители

делового мира СССР, занимавшиеся нелегальной экономической деятельностью.

Размер нелегальной, нигде не зарегистрированной экономики превосходил все

разумные пределы. Достаточно отметить, что в Средней Азии не территории

Каракалпакии самый большой "колхоз" с многомиллионными оборотами не был

нигде зарегистрирован и действовал вне рамок систем Госплана и Госснаба.

Системы "теневой экономики", колхозно-кооперативный и общественный

(например, "деньги КПСС", ВЛКСМ или профсоюзных организаций) сектора

официальной экономики в условиях быстрого обесценивания сбережений

населения фактически представляли собой единственные инвестиционные

ресурсы в денежной форме, которые смогли бы участвовать в приватизации.

Безусловно, их не хватало в условиях форсированной приватизации притом,

что иностранный инвестиционный капитал недостаточно динамичен для

немедленного реагирования в соответствии с темпами, предложенными

российскими реформаторами. В практике наиболее развитых стран действует

правило монетизации ВВП. Стоимость ВВП либо равняется массе денег,

находящихся в обращении (в Западной Европе), либо меньше ее на 20% (США).

В России же . в условиях ваучерной приватизации уровень денежного

обеспечения снизился с 76% от ВВП в 1991 г. до 8,5% в 1995 г.

К началу реформ фактически на официальном уровне была признана

неэффективность нерыночной системы СССР как экономико-политической

системы, находящейся в противостоянии с остальным миром. Вместе с тем

неэффективность экономической системы в реализации, поставленной перед

ней задачи, начинала проявляться и ранее в виде структурной

разбалансированности, неэффективности денежной системы, в виде

возникновения и углубления кризиса потребления, роста внутреннего и

внешнего долга, а также изменения структуры обмена с внешним миром -

"сырьевого" экспорта, "проедания" золотого запаса, исчерпания природных

ресурсов и ухудшения экологической ситуации. Усугубляла ситуацию и

нереалистическая, несоответствующая внутренним ресурсам позиция СССР в

"холодной войне".

В самом начале реформ пошел демонтаж системы управления народным

хозяйством. Кроме того, ранее закрытую систему превратили в открытую,

обеспечив доступ в нее мирового рынка. М. Барабанов описывает сложившуюся

ситуацию следующим образом: "К началу 1992 г. уцелевшие элементы системы,

существовавшие до перестройки, представляли собой частично упорядоченное

множество хозяйственных и иных структур, прежняя целостность которых была

нарушена, а новые системообразующие и управляющие связи не установлены и

даже конкретно не определены. Система нерыночного хозяйства, основанная

на государственной (общественной) собственности и централизованном

(детерминированном) управлении, оказалась в глубоком кризисе. Однако она

еще не была полностью ликвидирована, поскольку преобладающая часть ее

первичных элементов (предприятий) формально представляли государственную

собственность. Кроме того, сохранялся некоторый контроль над ценами и

доходами"[49].

После начала процесса неолиберальных реформ пошел процесс создания

системы, принципиально отличной от существовавшей до перестройки,

основанной на внедрении механизма рыночных связей и частной

собственности. При этом предполагалось, что мировое хозяйство должно

послужить генератором преобразований. В момент начала приватизации

требовалось определить границу предельного разгосударствления.

Безусловно, производства, требующие усилий всего общества через

долговременные программы научных исследований, подготовки

высококвалифицированных кадров, огромных капиталовложений, в принципе не

могли быть осуществлены в рамках частного капитала. Весь мировой опыт

свидетельствует об этом. Требовалось просто выработать новые методы

управления и организации.

1.2.2 Общественное отношение к приватизации

В самом начале 90-х годов в России по отношению к приватизации

сложилось определенная общая позиция. Самые разные партии от либеральных

до называвших себя коммунистическими выступали за приватизацию и

смешанную экономику. Однако в отношении подходов существовали разные

мнения. Проще всего провести водораздел между либеральными течениями,

выступавшими за приоритет частной собственности, и движениями

этатистскими, которые ратовали за примат государственных форм

собственности. На самом же деле можно утверждать, что за теми или иными

концепциями стояли не идеологические соображения, но гораздо более

прозаические. Размежевание общества на разные элитные группы и слои,

вступившие в борьбу за раздел общенародного достояния, вызывало

необходимость соответствующей идеологической поддержки.

Элементы партийной номенклатуры, которые первоначально выступали

против приватизации "по Чубайсу", обнаружили в ней возможность

закрепления своего статуса собственников. Позиции хозяйственной

номенклатуры и прежде всего директорского корпуса носили более

двойственный характер. Директора разделились на тех, кто более или менее

успешно интегрировался в рыночные отношения, и тех, кто по объективным

или субъективным причинам пытались усилить государственное вмешательство

в экономику. Например, опросы общественного мнения среди сотрудников

приватизируемых предприятий показали, что 38,9% респондентов полагают,

что дирекции поддерживают изменения формы собственности, а 42,9% считают,

что администрация против перемен[50]. Наконец, нарождавшиеся новые элиты

требовали своего куска государственного пирога.

Учитывая реальное соотношение социальных сил в советской экономике,

авторы реформ сознательно мирились с перспективой первоначального

перехода бывшей государственной собственности, главным образом, в руки

старой хозяйственной номенклатуры: директорского корпуса, чиновников

экономических министерств и пр., полагая, что введение даже формальной

системы частнособственнических отношений придаст необратимый характер

процессу реформ, имея в виду, по словам Е. Гайдара, что приватизация

"раскрывает ... путь к нормальной экономической конкуренции, благодаря

которой собственность все равно переходит в конце концов к тому, кто

сможет ей эффективно распорядиться"[51].

Как отмечал один из идеологов приватизационных реформ А.Д. Радыгин,

"Реальная цель... была лишь одна: временное массовое перераспределение и

закрепление прав частной собственности в российском обществе при минимуме

социальных конфликтов в расчете на последующие трансакции в пользу

действительных эффективных ответственных собственников"[52]. Дальнейший

передел собственности, превращение "социалистических" хозяйственников в

капиталистов и интенсивное рыночное развитие производства оставлялось на

следующий этап приватизационного процесса, который должен осуществляться

на рынках ценных бумаг.

Такое понимание логики реформ на первый взгляд противоречит

законодательным нормам ее осуществления. В этих методах видную роль

играют права собственности наемных работников на приватизируемые

предприятия. Так, по "второму" варианту приватизации 51% уставного

капитала приобретал трудовой коллектив, 10% отдавалось ему (без

руководящих работников) и по "первому" варианту. Однако такие требования

диктовались главным образом политическими и пропагандистскими

соображениями. Несомненно у стратегов ваучерной приватизации были расчеты

на формирование в массах работников, ставших акционерами, "рыночной" или

собственнической психологии, но психологический фактор не был решающим.

Основной задачей было создание именно слоя крупных частных собственников.

Известный экономист левой ориентации О. Смолин отмечал: "ваучерная

приватизация по Чубайсу мотивировалась именно тем, что каждый гражданин

должен получить равную долю общественного богатства. При этом автор

проекта многократно публично заявлял, что на ваучер каждый сможет купить

"Волгу"... Еще до начала проекта было совершенно очевидно, что данная

модель приватизации экономики вредна, социально бесполезна, но

политически почти гениальна, поскольку привлекает всех и якобы в равных

долях к растаскиванию общественного богатства"[53]. Косвенно это

подтверждается отсутствием каких-либо действий со стороны правительства

по институциональному закреплению прав трудовых коллективов.

Этот подход к приватизации вызвал критику со стороны "либеральных

радикалов" типа Л. Пияшевой, которые выступали против "номенклатурного"

характера приватизации "по Гайдару и Чубайсу", требуя недопущения

директорского корпуса к приватизации. В действительности они расходились

не в конечных целях, но в характере первого этапа приватизации, который

радикал-либералы предполагали затягивающим процесс перехода собственности

в руки "настоящих" хозяев. Правительственные же стратеги приватизации

учитывали тот факт, что реально в стране не первом этапе еще не было

крупных капиталистов, способных "переварить" крупные предприятия.

Интересы этих слоев и элит по вопросам о темпах и формах приватизации

выражали различные политические группы. В общем виде их можно разделить

следующим образом:

9. либералы, представленные самыми разными организациями типа Партии

экономической свободы, "Демократической России" и др. Например, партия

экономической свободы требовала "обвальной приватизации" как самоцели и

призывала подчинить ее интересам соображения экономической эффективности,

скорости и общественного согласия. Сформулированная ими цель состояла в

том, чтобы передать всю государственную собственность коллективам

предприятий, а затем рынок все "расставит по своим местам"[54];

10. выражающие интересы значительной части директорского корпуса (прежде

всего, ВПК) "центристские" организации ("Гражданский Союз" и др.)

требовали неторопливости и взвешенности при проведении приватизации и

вследствие этого отказа от ваучерных схем;

11. неготовая к радикальным реформам часть номенклатуры (типа Фронта

Национального спасения и т.п.) требовала перенесения приватизации в

неопределенное будущее;

12. умеренные левые (Партия Труда, Социалистическая партия трудящихся)

защищали ценности смешанной экономики и требовали развития форм

собственности трудовых коллективов.

Абсурдный характер это приобретало в России, когда люди, получившие

ученую степень по математическим методам планирования в централизованной

экономике, возглавляли программу разгосударствления, а главными

апологетами капиталистического развития становились профессиональные

преподаватели научного коммунизма. Директор Ст-Петербургского фондового

института Ю.Ермоленко отмечал, что "господа А.Чубайс, Д.Васильев, А.Кох и

иже с ними - не специалисты в области фондового рынка... в их речах нет

не только ни одной оригинальной или свежей мысли, а часто отсутствует

понимание того, о чем они говорят. Это сплошное общее место"[55].

Политические реформы, правда, осуществлялись последовательно, и эта

последовательность нашла свою кульминацию в роспуске Конституционного

суда, отмене Конституции, разгоне парламента со стрельбой из танков в

центре столицы.

По мнению апологетов приватизации, рассматривая институциональную

стратификацию противников приватизационных программ, следует отметить

следующие группы - профсоюзы и организации трудящихся, директорский

корпус государственных предприятий и различные политические группы

левого, националистического или популистского характера. Практические

полевые исследования, проведенные социологами, однако показывают, что это

не совсем корректное заключение.

В России при общем преобладании крайне негативного восприятия

результатов ваучерной приватизации имелись существенные различия в оценке

ее различными социальными группами. Так, доля руководителей, видевших в

ваучеризации шаг к формированию слоя собственников, в три раза превышала

эту долю среди неквалифицированных рабочих. В этом, судя по всему,

сказывается различие между теми, кто в силу своего социального положения

смог реально приобщиться к процессу разгосударствления собственности, и

теми, кто был лишен этой возможности[56].

В России связи между производственниками и политическими кругами

(особенно в регионах) были особенно тесны. Был создан блок профсоюзов и

Союза промышленников и предпринимателей, сыгравшей важную роль в смещении

Е.Гайдара с поста премьер-министра и замещении его В.Черномырдиным,

представлявшим интересы определенной группы промышленников. Еще в большей

оппозиции приватизации находились "красные директора" - сторонники КПРФ,

которых буржуазная пресса считала и продолжает считать чуть ли не

главными врагами экономических реформ.

Интересно в этой связи мнение патриарха советской индустриализации Л.

Кагановича. Он в 1991 году отмечал: "мы такие глубокие корни вырвали и

пустили! Приватизацию Магнитогорска не сделаешь, приватизацию

Кузнецстроя, Краматорского машиностроительного завода не сделаешь,

приватизацию железных дорог не сделаешь, приватизацию тракторных,

комбайновых заводов не сделаешь. Могут, конечно, попробовать акционерные

общества сделать, но эти акционерные общества могут быть и фиктивными

акционерными обществами для отвода глаз западноевропейских капиталистов,

чтобы они думали, что у нас меняется существо"[57].

Руководители важнейших отраслей промышленности обычно имеют большое

политическое влияние, основанное как на личных связях с государственными

служащими, так и на способности организовывать влиятельные группировки с

четким политическим мировоззрением. Его можно свести к следующему - суть

экономической деятельности состоит не в перемещении "разноцветных

бумажек, металлических кружочков и записей в бухгалтерских книгах", но в

реальном производстве материальных ценностей. Если завод производит

продукцию, которую население потребляет, хотя предприятие и является

финансово убыточным, то это все равно лучше, чем закрытие завода и отказ

от потребления.

1.2.3 Инвестиции и приватизация

Говоря об общем и особенном в приватизации в РФ, следует подчеркнуть

еще одно обстоятельство. Одно из основных преимуществ приватизации - в

теории - резкое оживление инвестиционной деятельности. Например, в

российской правительственной программе "Реформы и развитие российской

экономики в 1995-97 годах" стимулирование инвестиций определено в

качестве важнейшей практической задачи. По мнению А.Астаповича и

Л.Григорьева, "главный упор (приватизации) должен быть сделан на такие

факторы, как новые инвестиции, корпоративный контроль, развитие

производства на новой технической базе, устойчивая занятость. С учетом

этого целесообразно создавать условия для быстрого вхождения иностранных

инвесторов в приватизацию, что обеспечило бы повышение эффективности

производства на российских предприятиях, их связь с мировым рынком"[58].

Одним из ключевых проблем, возникающих, по мнению руководителей

Мирового банка, при приватизации, состоит в том, что ресурсы мирового

рынка капитала ограничены. Приватизация, с точки зрения ее адептов,

представляет собой эффективный механизм привлечения иностранных

инвестиций. Вместе с тем, "для инвесторов... приватизация создает большие

возможности, но не является процессом, независимым от общих условий

накопления"[59]. При приватизации крупной материальной собственности

накопление финансового капитала в руках частных лиц, "к чему в конечном

итоге свелись все перестроечные реформы", теоретически должны смениться

тенденцией перевода денежного капитала в реальный. Но даже чисто с

позиций экономической теории без учета политических и социальных факторов

это не может произойти раньше, чем капитал ассимилирует все запасы

недвижимости и прочих ресурсов, а средняя норма прибыли не опустится до

пределов, обеспечивающих выгодность вложений в материальное производство,

а при всей поспешности российской приватизации к 1995 г. не менее

половины всех основных фондов принадлежало государству[60].

По расчетам Министерства экономики РФ для нового технологического

рывка в российскую экономику требовалось инвестиционных вливаний на сумму

в 150 млрд. долл. США. На деле же полный объем денежных средств в России

с учетом наличных средств населения не превышал 50-60 млрд. долл. США .

Положение усугублялось еще и тем фактом, что свободные денежные средства

использовались для покрытия дефицита бюджета при непрерывном сокращении

инвестиционной активности государства[61].

Но привлекательность страны для инвесторов возникла не сама по себе.

Она была функцией экономических реформ, проходящих в стране, среди

которых важную роль играли реформы в финансовом секторе. Гарантии свободы

перевода прибылей и репатриации иностранного капитала, государственная

защита иностранной собственности от некоммерческих рисков, оздоровление

финансовой сферы, всестороннее поощрение государством страховой системы,

сочетающееся с жестким контролем за добросовестностью ее деятельности,

создание свободных экономических и экспортных зон с действительно

льготным режимом, общее льготное налогообложение новых и особенно

иностранных инвестиций и таможенный режим, эффективно сочетающий

привлекательные черты для инвесторов с элементами протекционизма, -

именно эти черты сделали страну привлекательной для инвесторов. К

сожалению, отсутствие указанных признаков в России не позволяет ей до сих

пор сделать свою экономику достаточно подходящим и надежным объектом для

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10