История формирования субъективности (структурно-феноменологический анализ)

их взаимодействия подобен работе маятника: «уже» – вертикаль в модусе

синхронизирующей импликации набирает определенную высоту и переходит через

точку «теперь» в «еще»-горизонт, который в модусе диахронизирующей

экспликации развертывается в определенную широту. Позволим уподобить время

наглядной метафоре: представим себе зеркальную гладь озера, соответствующую

состоянию до-феноменального мира. Вдруг в середину этого озера падает

камень, хотя центр означается самим фактом падения, до падения этого камня

его, очевидно, не было. Затем от центра к периферии начинает катиться

волна, которая, достигая берега, отражается от него и возвращается назад.

Обратное волнение, концентрически сходясь в центре, образует вертикальный

всплеск, который соответствует «синхронизирующему усилию». Если допустить

идеальные колебания, которые не затухают, то с каждым разом горизонт

берегов озера будет расширяться, а вертикаль центрального всплеска –

становиться выше и тоньше.

Дело в том, что проекция вертикали на горизонт дискретизируется,

выделяет, вычленяет единичный объект в его синхронности, наделяя его

поперечной или радиальной непрерывностью, т.е. вертикальная непрерывность

строго перпендикулярна непрерывности горизонтального потока. Получается,

что с точки зрения горизонта, единичный объект дискретен, а с точки зрения

вертикали - непрерывен, континуален. Но одновременно с тем, как единичный

объект идентифицировался функцией проекции вертикальной оси и

синхронизировался, он интегрируется функцией горизонтального потока в

диахронический порядок единства объектов. Таким образом, функция времени

организуется диалектическим противостоянием вертикали непрерывной

единичности и горизонта непрерывного единства. Каждая из функций стремится

в режиме синхронизации замкнуться на самой себе; способ синхронизации

горизонта есть интеграция. Но то, что выступает как основание их

деятельности и есть источник дестабилизации и сущностной дисгармонии между

горизонталью и вертикалью. Ибо и горизонтальная диахроничность, и

вертикальная синхронность коренятся в общей для них инстанции как центре

различия между ними. То, что символически организует баланс, симулирует их

равенство, реально вносит различие, на деле осуществляет их «принципиальное

неравенство» и сущностную асимметрию. Центр различия, символически

опосредуя их тождество, реально центрирует их различие.

Формируемая в сфере вертикали «имманентная форма», будучи

принципиально незамыкаемой, но лишь символически, непрерывно стремится к

точке как «внутреннему» идеальному пределу. Формируемое сферой горизонта

«единство», также непрерывно стремится к прямой как «внешнему» идеальному

пределу. Точка и прямая как математические идеалы центростремления и

центробега, сущностно соотнесены – они относятся друг к другу как проекции:

точка – это вертикальная проекция прямой, а прямая – это горизонтальная

проекция точки. Очевидно, обе тенденции продолжаются ad infinitum. Игра

центростремления и центробега, опосредованная таинственным центром, - это

игра зеркальных отражений; их роль только в том, чтобы своим спором

поддерживать то, что их различает как центральное событие времени. Это

событие времени означивается за счет двух проекций – внешней горизонтальной

проекции и внутренней вертикальной интроекции; и, если в первом модусе он

«воображает», предвосхищает вперед, то во втором модусе он «вспоминает»

назад; способ такого проецирования есть поочередность, попеременность.

Горизонтальное полагание образует серию, ряд событий «прошлого-в-

настоящем», проецируя «прошлое» в «прошлое-как-теперь». Вертикаль формирует

«настоящее как возможное прошлое», или «прошлое-как-всегда». Реальное

различие между «теперь» и «всегда» замещается фантазмом их единства:

«объективирующее воображение далеко не безобидно с точки зрения

феноменологической онтологии сознания. Оно способно производить настоящую

трансцендентальную иллюзию, суть которой состоит в фантастическом

отождествлении имманентного временного объекта второго порядка – «прошлое-в-

настоящем» – и имманентного временного объекта первого порядка – «настоящее

как возможное прошлое … Поскольку описанная иллюзия является необходимым

условием устойчивой непрерывности процессов памяти, используя выражение

Ницше, ее можно назвать «иллюзией, необходимой для жизни»[173].

Необходимо признать тот факт, что инстанцией дестабилизации обоих

модусов «внутреннего сознания времени» выступает «абсолютная временная

позиция». Именно она реально провоцирует раскол между дискретностью и

непрерывностью, осуществляясь только как центр различия, поскольку она

реализуется, только пока различает, и существует непрерывно, только пока

прерывает.

Анализ темпоральности Гуссерля «очищает» форму субъективности от

«трансцендентности», «выносит ее за скобки», получая все ту же

трансцендентальную структуру, только теперь бинарные оппозиции типа

«субъект - объект», «имманентное - трансцендентное» превращаются, переходят

в оппозиции «синхронное - диахроническое», «непрерывное - дискретное».

Динамика структуры темпоральности определяется взаимоотношением двух

темпоральных полюсов, чья топика обусловлена центрально-переферийной

дистанцией.

Отношение между синхронизирующим вектором централистской тенденции или

вектором, направленным к центру, и диахронизирующим вектором, направленным

по касательной (вектором периферийной тенденции) опосредовано «изначальным

событием синхронности» (этаким событием «трансцендентной» вечности),

благодаря которому постоянно сохраняется весьма подвижное «единство

внешнего и внутреннего восприятия во времени». Понятно, что

центростремительный вектор стремится занять, интерноризировать этот момент

воображаемого единства «внешнего и внутреннего восприятия». Но проблема в

том, что «событие изначальной синхронности» реально недостижимо, к нему

можно приближаться лишь асимптотически, ибо оно воображаемо, оно есть в

математическом смысле точка нуля. Структура темпоральность суть палка о

двух концах; одной стороной которой она совершает «синхронизирующее

усилие», синтезируя вертикальную ось как ось непрерывности, другой стороной

порождая новый дискретный объект, прерывая им периферийную линию горизонта

как линию дискретности. Структура темпоральности, осуществляясь в двух

направлениях - вдоль прямой вертикальной оси непрерывности и вдоль кривой

горизонтальной линии дискретности - совершает два совершенно противоречащих

действия: с одной стороны она синтезирует, а с другой - анализирует. В акте

синтеза она осуществляет непрерывную идентичность, в акте анализа -

дискретное отрицание. Структура темпоральности идентична себе самой, пока

производит отрицающее раз-личие. Дело времени, существенно, есть

непрерывность прерывания, идентичность негации. Структура темпоральности

есть центр различия. Существовать для нее значит быть идентичной.

Идентифицируется она за счет того, что различает.

Темпоральная философия Гуссерля наследует по форме метафизику воли и

власти Ницше, где воля «вечно» и непрерывно «возвращается [в себя]» или

идентифицируется за счет осуществления «одного и того же» различия или

дискреции как акта полагания объекта воли к власти. Центр как суть различия

и различие как выражение взаимопренадлежны друг другу. Этой

взаимопринадлежности аналогична математическая неотъемлемость нуля и

бесконечности, которая выражается соотношением [pic]. Единица в данной

формуле представляет воображаемое тождество субъекта и объекта, которое

есть cаusa finalis воображения. Обратимся еще раз к словам А.Н. Исакова-

«Объективирующее воображение далеко не безобидно с точки зрения

феноменологической антологии сознания. Оно способно производить настоящую

трансцендентальную иллюзию, суть которой состоит в фантастическом

отождествлении имманентного временного объекта 2-го порядка - «прошлое - в

- настоящем» - и имманентного временного объекта 1-го порядка - «настоящее

как возможное прошлое». Центр, который различает вертикальную ось

«возможного прошлого» и горизонтальную линию «прошлого - в - настоящем»,

смещен относительно самого себя, поэтому складывается парадоксальная

ситуация: не центр уравновешивает крайности как центр тяжести

уравновешивает чаши весов, а наоборот, игра крайностей обусловлена задачей

найти центр между ними. И если центральный временной объект рассматривать

как субъективность, а периферийный временной объект как объективность, то

становится ясным, что одно не предшествует другому, но их одновременное

возникновение обусловлено событием возникновения третьего - событием их

различия как «имманентным событием синхронности». Имеет место крайне

парадоксальная ситуация - центр в тот момент когда даст равновесие, в тот

же момент его отнимает.

Равным образом невозможна ни субъективная мотивация, на которой

основывается «идеализм», ни объективная мотивация, ставшая опорой для

«эмпиризма» - ни «субъект», ни «объект» не предшествует друг другу по

времени, ибо до их различия времени как такового не существует, а оба они в

один момент срываются с места в направлении к чему-то третьему, чтобы

бесконечно кружить вокруг да около «одного и того же» и вечно «его» не

достигать.

Обратимся к анализу важного для теории субъективности феномену

интерсубъективности. В аналитике ноэмо-ноэтической структуры

интенционального акта сознания, и в анализе «внутреннего сознания времени»,

Гуссерль конструирует тройственную структуру сознания. Сознание

биполяризуется на объектный и субъектный полюса как, соответственно,

периферийный и центральный края структуры. Вертикаль центростремления

субъективного полюса формирует сферу чистого Я. Горизонт центробега

объективного полюса создают сферу интенциального объекта. Но их

интенциональная корреляция была бы невозможна без третьей инстанции как

условия и источника их синтеза. Это то, что непосредственно центрирует их

связь в режиме непрерывного самоконституирования. И здесь не может не

возникнуть серьезное возражение Гуссерлю: как одновременно в одной

структуре совмещаются чистое Я и корреляция Я и другого, как основа

трансцендентальной интерсубъективности? Такое совмещение возможно только

при допущении изначальной априорной расщепленности трансцендентального Эго.

Именно априорная расщепленность чистого Я является основанием

конституирования интенциональности и ее экспликации в интерсубъективности.

Аналогично тому, как сознание направленно на объект, находясь с ним в

«сущностной сопряженности», так же «мое сознание» интендировано в «другое

сознание», образуя наряду с ним интерсубъективную пару как матрицу любого

социального сообщества, от семьи до государства, ибо «ego и alter ego

всегда с необходимостью даны в изначальном удвоении»[174]. Изначальность

такого удвоения дана в интенциональности сознания.

Интерсубъективность может быть дана только как экспликация как бы

«внутренней» интерсубъективности в качестве корреляции Я и интенционального

объекта. И первым таким объектом выступает собственное тело Я. «Первым

alter ego для ego является его собственное «тело», только потому «другой»

дан прежде всего как тело, как «лицевая сторона», отсылающая к «теневой

стороне». И если «конфигурирование в виде пары … есть универсальный

феномен», а «удвоение есть изначальная форма того пассивного синтеза,

который мы, в противоположность пассивному синтезу идентификации называем

ассоциацией», то необходимо заключить к тому, что сознание конституировано

расщеплением Я и другого, причем другое дано как мое тело, а

интерсубъективность есть экспликация, проекция «вовне» этого «внутреннего»

расщепления. Центр внутреннего расщепления необходимо совпадает с центром

интерсубъективности. И ось, прочерчиваемая этим центром, является

конституитивной как для внутренней тенденции идентификации, идущей по

вертикали, так и для горизонтальной тенденции ассоциации или

интерсубъективной интеграции. Другой как проекция имманентной

интенциональности интегрируется в сферу «собственного опыта Я». Способ

такой интеграции Гуссерль называет «аппрезентацией»[175]. Аппрезентация

горизонтально описывает линию внешней границы, диахронически инсталлируя в

нее других[176] как модификатов Я. То есть горизонт интерсубъективной

интеграции описывает сферу Другого как такового. Непрерывный горизонт

Другого коррелирует с непрерывной вертикалью идентификации Я посредством

вышеуказанным непрерывным центром различия между вертикалью Я и горизонтом

Другого.

Как уже было сказано, «другой» дан прежде всего как «собственное

тело». И тело как «другое» всегда «другое тело»; «другим телом» является

даже собственное тело. Гуссерль говорит, что «другое тело» всегда «дает

понять как выглядело бы мое тело, если бы я находился там». То есть, любое

тело – это всегда там-тело; там – это на периферии. Тело как там – тело

всегда нечто периферийное по отношению к всегда центральному сознанию. (По

сути, в этом месте "Картезианских размышлений" Гуссерль более или менее

точно воспроизводит аналитику "сознания" в духе феноменологии Гегеля).

Сознание развертывается в диалектическом зазоре топической пары –

«здесь» – «там», когда сознание всегда «здесь» и, значит, в «центре», а

тело, даже собственное, всегда «там» – на периферии[177]. Функция Я

заключается в обосновании и инициации периферии мира. И, значит, сознание

топически координируется по центральной вертикальной оси Я и периферийной

горизонтальной оси "другого" как изначально тела. Внутренняя схема «Я – мое

тело» эксплицируется в схеме «мое тело – тело другого». И здесь Гуссерль

производит крайне знаменательное понятие – он говорит о «нулевом

теле»[178]. Нулевое тело – это центральное тело, которое конституирует

округу аппрезантативной (символической) телесности. Нулевое тело инициирует

горизонт. Нулевое тело – это ни в коем случае какое-то эмпирическое тело,

это идеальное, воображаемое, математическое тело, и причем именно тело, а

не объект и не предмет, обладающее специфическими признаками чисто

человеческой телесности. Нулевое тело – это трансцендентальный конституэнт

эмпирической телесности.

Структура трансцендентальной субъективности формируется тремя

непрерывными функциями:

1) функция вертикального центростремления как субъектная

интенциональность непрерывно осуществляется в режиме ретенции как

репродуктивного воспоминания или интроекции, и образует в модусе

синхронизации сферу чистого Я;

2) функция горизонтального центробега как объектная интенциональность

непрерывно осуществляется в режиме протенции как проективного

воображения и образует в модусе диахронизации сферу другого как

интенционального объекта;

3) третья функция непрерывно синтезирует центр различия между

вертикалью и горизонталью в качестве в качестве "абсолютной

временной позиции" как "изначального события синхронности" (этаким

событием трансцендентальной вечности). К тому же центр различия

обладает характером "имманентной трансцендентности". То есть этот

центр различия, эта "абсолютная временная позиция", обладая всеми

атрибутами трансцендентной субстанции, как-то: непрерывность,

устойчивость, центральность и т.д., остается все же имманентной

субъективностьи.

Интерсубъективный символ, который репрезентирует инстанцию центра

интерсубъективной корреляции, выступает в качестве того «среднего термина»,

чью роль играет «явление» в серии «вещь – явление – понятие», где «вещь» и

«понятие» выступают «бытием-в-себе» (только одно- как непосредственное,

другое -как само себя опосредующее) и как «крайние термины» в гегелевской

Феноменологии, в главе посвященной «аналитике» сознания.

Ни Я, ни другой не выступают основанием для другого, но лишь

интегрируясь в округу символа; оба вступают в ту игру взаимного

означивания, благодаря которой оба получают символическую идентификацию.

Только символ как фокус способен задать оптическую тему зеркальной

идентификации с другим, т.е. их взаимоидентификация может состояться только

через символическое опосредование. Но символ выполняет не только функцию

фокуса идентификационного экрана, его определяющая роль в том, что символ

как инстанция устойчивости делегирует субъектам непрерывность. Гуссерль

стал первооткрывателем темпорализующей роли интерсубъективного символа,

рассмотрев его как инстанцию равновесия, сначала через структуру

интенционального акта, синтезирующего ноэзис и ноэму, затем через структуру

темпоральности, конституированного синтезом непрерывности и дискретности,

и, наконец, через особую инстанцию центра интерсубъективности. Гуссерль

открыл факт, что время в высшей степени символично, оно не более чем

«договор».

В аналитике коммуникации Гуссерль однозначно решает проблему

общественной конституции, социально-философская конструкция которой всегда

впадала то в «органицистскую» крайность определения ее как «единого

целого», то в «механицистскую» крайность, определяя её как «механическую»

совокупность «атомизированных индивидов»[179], редуцируя ее к структуре

интерсубъективности, в которой равноправно со-конституируется пара

субъектов, одновременно подчиняясь априорному принципу, центрирующему их

отношения. Этот внутренний принцип как «имманентная граница» выявляется как

«трансцендентальный принцип», чья независимость и индифферентность

гарантируют абсолютную справедливость и равенство. То, в чем выявляется

этот принцип есть интерсубъективный символ, и одновременно - символ

идентификации. Тем, что интерсубъективный символ является нейтральным или

«нулевым» телом, он непрерывно фиксирует ту точку центра разрыва, которая

есть точка отсчета, темпорализующая отношения между субъектами. В этом

отсчете, символизируемом лингвистически и оптически, становится объективное

время как модификат «интермонадического сообщества»[180]. Время

функционирует как «договор», на основании которого сущее включается в

счетное единство. Символ, воплощая «событие имманентной синхронности»,

становясь точкой отсчета, запускает «машину времени»[181]. Таким образом,

время от-считываясь от символа, само есть символ.

Феноменология Гуссерля коренным образом повлияла на формирование

постклассического представления о субъективности. Открыв темпоральную

составляющую субъекта и обнаружив его сущность в «абсолютной временной

позиции», феноменология вопреки своему изначальному проекту тотальной

идентификации субъекта, непроизвольно открыла его для релятивистского

кризиса и децентрации.

II.5. Хайдеггер: Dasein и трансцендентальная субъективность в про-свете

различия бытия и сущего

В анализе субъективности наиболее значительными позициями философии

Мартина Хайдеггера являются:

1. Аналитика присутствия в смысле темпорального горизонтообразования.

2. Деструкция трансцендентальной субъективности с позиций

«онтологической дифференциации».

3. Взаимоотношение бытия и языка в смысле утверждения: «язык - дом

бытия»

Основание, в споре с которым возможна фундаментальная онтология

Хайдеггера, является "феноменология сознания" Гуссерля, и возможна она

только как "феноменология присутствия"[182]. И сознание, и присутствие

обличают бытие в его специфически человеческом статусе, который только один

из всего сущего дан как абсолютная возможность бытия. Но если в проводимом

феноменологией Гуссерля "редуктивном подходе к сфере абсолютного бытия

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17